Кир Булычев - Вид на битву с высоты

– А почему я должна их жалеть? Они Витечку пожалели? Они из него выгнали память обо мне, а потом и вовсе убили. Я сколько сил положила, чтобы его найти и спасти. А из-за них не спасла. А эта сволочь Порейко, он знал, где Витечка и под какой кличкой. Но не сказал. Нечего их жалеть! Знаешь почему?

– Почему?

– Они сами никого не жалели. Они за десять баксов готовы мать родную задушить. Они наших ребят за людей не считали, а считали только за мясо. Я их как тараканов должна была выводить. Понимаешь?

Я кивнул, потому что у нее была своя правда. Впереди был перрон и старое, еще дореволюционное, красное с белеными наличниками, здание станции Меховск.

– Я пойду, – сказал Григорий.

– Может, ко мне зайдешь? – спросила Александра. – Я тебе переодеться дам. У меня от Порейки осталось.

– Даже не знаю. У меня предчувствие, надо убираться отсюда.

– А не хотите встретиться с людьми... которые желали бы вас выслушать? – спросил я.

– Гарик, ты нас не подводи, хорошо? – сказала Александра. – А то ведь я тебя не пожалею. Ты меня знаешь.

На перроне стояли группой несколько штатских, среди них мой полковник дядя Миша. Они нас ждали.

Гриша увидел их и сказал:

– Прощайте! – И рванул в кусты, за пакгаузы. Штатские во главе с дядей Мишей спокойно, чересчур вразвалочку, как ходят военные люди, когда они в гражданском, но не хотят и не умеют скрывать своей истинной принадлежности, направились к нам.

– Ну и сука ты, Гарик, – сказала в сердцах Александра.

– Не все умеют сводить счеты из автомата, – сказал я. – Для некоторых есть другие, более мирные способы.

– Заложишь меня? – спросила Александра.

– Я не могу тебя заложить. Ты на это ответишь, что мне все приснилось.

– А точно! Тебе и в самом деле все приснилось.

– Тогда и ты меня пойми. Существует какая-то дыра в пространстве, туда утягивает людей. И они погибают. А что, если это грозит смертью многим и многим?

– Не все ли равно? Витечку не вернешь.

Дядя Миша стоял перед нами.

– Ты познакомишь меня, Гарик? – спросил он.

Александра протянула полковнику тонкую длинную руку и представилась:

– Александра. Очень приятно. Вы меня арестуете?

– Мы никого не арестуем, даже вашего друга Григория Куна, который думал, что убежит под вагонами.

Я обернулся. Гриша возвращался к нам, его вели два человека, не дотрагиваясь, но жестко, как будто заламывали руки.

– Ох и встретимся мы с тобой, Гарик, – сказала Александра. – Тогда ты пожалеешь.

Ничего от Александры и Гриши добиться не удалось. А впрочем, на что дядя Миша мог рассчитывать? Я ведь тоже давал ему информацию, в которую было трудно поверить, а поверив, никак нельзя было использовать.

Александра знала, когда и где появится выход из того мира.

Это ей сказал Порейко, потому что и сам намеревался возвратиться этим путем. Но о следующем ходе или времени связи он знать не мог. Знали сенаторы. Но все погибли. Всех убила прекрасная валькирия Александра.

Двое суток я провел в гостинице Меховска. В первый день я зашел в комнату, где раньше находился «Союз ветеранов – XX век». Там было пыльно и пусто. Ящики стола Порейки лежали на столе пустые. Стальной сейф, сто раз покрашенный бурой краской, был открыт и тоже пуст. Контора была фикцией.

Когда я стоял в комнате, туда зашла Александра.

– Тебя отпустили? – обрадовался я. Поздняя оса кружила над столом – наверное, там было сладкое пятно от чая.

– Я сказала, что уеду к себе. Не пускают.

– Ты же знаешь, что они отпустят.

– Они бы рады держать меня вечно и вывернуть наизнанку, да мне нечего им рассказать. А этот полковник дядя Миша, ты не представляешь, как он на меня смотрит, была бы его воля... не веришь?

– Не верю.

– Ну и черт с тобой. Ты мне адрес оставишь?

– Я уже написал.

Я достал листок из кармана. Который год собираюсь заказать визитные карточки – необходимо! Научный сотрудник немаловажного учреждения...

– У меня тоже карточки нет, – сказала Александра. Она отодвинула пустые ящики и стала писать свой адрес. Потом попрощалась и ушла, по крайней мере она уже не сердилась.

Когда я клал бумажку в карман, то заметил, что на ее другой стороне записан мой адрес. Значит, мне она не напишет.

На третий день с утра меня отправили вертолетом в Москву, там должны были снять энцефалограммы – я буду давать показания в глубоком сне. Дядя Миша надеялся узнать что-нибудь такое, особенное, чего я сам не представляю. И понять, где же мы были...

Я сидел в лаборатории. Тамара сделала кофе, и, как всегда, жидкий. Ну что за вкусы у человека!

Катрин заметила, что я хочу что-то сказать, взяла чашку, выплеснула ее под протест Тамары в раковину и занялась делом.

– Подытожим, – сказала Калерия. – Все-таки мы что-то с тобой знаем.

– На основе всех наших размышлений и допросов, которые так успешно провел дядя Миша, побывал я на Земле, вернее всего, во время, не очень далеко отстоящее от нынешнего дня, а может, и в наши дни. Но где – не знаю. Если бы я верил в параллельные миры, то, конечно, соблазнительно считать тот стадион параллельным миром. Но он какой-то странный. Люди там немногочисленны и не очень реальны. Как будто в том мире прошла третья мировая война и после нее остались лишь осколки цивилизации...

– Фантазии, – сказала Тамара, которая умеет произносить банальности значительным тоном, – рождаются в больных головах. Но если это мечта, то совсем наоборот.

Мы замерли от глубины мысли, но переварить ее не сумели.

– Может, когда-нибудь они сами дадут о себе знать, – сказала Катрин, ставя передо мной чашку настоящего кофе.

– Мы можем не заметить этого светлого момента, – печально сказала Калерия, у которой в тот день было меланхолическое настроение – что-то у нее неладно дома.

Но тут же наша начальница взяла себя в руки.

– Допиваем кофе и принимаемся за работу. Время не ждет. Гарик пишет отчет о командировке, только не для дяди Миши, а для Академии наук, так что попрошу без грамматических ошибок. Тамара, ты когда наконец приведешь в порядок журнал экспериментов? Саша, мне сегодня в проходной сказали, что тебя вчера задержали при попытке...

– А вот это клевета! – возопил Саша Добряк, не дослушав Калерию Петровну. – Я не выносил, а вносил. И не крокодила, всего-навсего кота.

– Я не позволю убивать мышей, – заявила Тамара. – У них маленькие дети.

Конечно, прямые сравнения некорректны, но я чувствовал себя как человек, возвратившийся из отпуска на Канарских островах или в Ливадии. В первый день ты весь полон пейзажами, событиями, звуками и запахами тех сказочных мест. Но окружающие за то время, пока ты купался в океане, занимались воспитанием детей, сбором профсоюзных взносов или ремонтом дачи. Ты им начинаешь говорить о ночном океанском прибое, а они о стоимости щебня или болезни гладиолусов, а то и о последних дебатах в Государственной думе.