Николай Васильев - Хроники тридцатилетней войны [СИ]

Кавалеристов готовили по методам, принятым в богемской армии, причем тоже ввели вместо общепринятых рейтар драгун. Миланские оружейники как всегда оказались на высоте и выковали для кирасир отличные бригантины, шлемы и сбалансированные палаши. Кондиционных коней для кирасир искали по всем поместьям и сумели-таки набрать на два полка. Рысаков для гусар набралось на полк — ну и достаточно. Драгун тоже набрали один полк, хотя для них проблема с конями не стояла. В кавалеристы охотно шли и дворяне и купеческие дети. Теперь они рьяно рыхлили снег в окрестностях города, отрабатывая управление конями и маневрирование строем. А драгуны еще и меткую (по возможности) стрельбу.

Впрочем, Кристиан непосредственно с новобранцами не занимался (наладил процесс и ладно), уделяя больше времени контактам с местной знатью. Однажды при очередном посещении палаццо Борромео, где жил новоявленный полковник итальянских кирасиров Джулио Чезаре Борромео со своей женой Джованной Чези (герцогиней ди Чери) и тремя малыми детьми, он увидел в их обществе симпатичного темноволосого дворянина лет сорока, которого Джованна представила своим кузеном Федерико, приехавшим из Рима погостить.

— Черт побери! — беззвучно воскликнул профессор Долгинов. — Да ведь это основатель итальянской академии наук деи Линчеи, то есть рысьеглазых!

— Твое восклицание означает, что ты сейчас в него вцепишься? — стоически спросил Кристиан. — И я буду изображать из себя великого ученого?

— Можешь не изображать, просто озвучивай мои мысли, и тогда Федерико, подметив несоответствие мимики и слов, сочтет тебя самым большим на свете оригиналом. Впрочем, начнем…

Кристиан поклонился римлянину с большим почтением и произнес:

— Так Вы тот самый Федерико Чези, который с группой ученых создал первую в Европе Академию наук? Слухи о ней дошли и до нашей Богемии — когда в число академиков был включен астроном и механик Галилей…

Федерико поклонился в ответ и сказал:

— Я поражен Вашей осведомленности, синьор. Про нашу Академию знают даже не во всех государствах Италии. Мы опубликовали пока лишь несколько статей и в этом году как раз работу Галилея «Пробирщик»…

— Чему же она посвящена?

— Он исследует в ней природу комет, но, главное, пропагандирует скрупулезные, взвешенные методы исследований любых природных явлений — то, чего пока нет совсем у наших так называемых ученых…

— Совершенно с ним согласен. Но к какому же выводу Галилей пришел по поводу комет?

— Он полагает, что это особые искажения атмосферы, вызывающие у нас оптические иллюзии.

— Вроде миражей?

— Можно, наверное, и с ними сравнить…

— Вот тут с великим астрономом не хочется соглашаться — кометы больше похожи на реальные небесные тела.

— Мне тоже так казалось, но с Галилеем очень трудно спорить, — сказал с улыбкой Чези.

— Если я не ошибаюсь, — ответил улыбкой Кристиан, — именно Вы, Федерико, предложили назвать небесную трубу Галилея телескопом?

— Да, — еще больше разулыбался Чези. — Ведь «теле» по-гречески означает «далеко», а «скоп» — «смотреть». Галилей посчитал это название удачным.

— Но линзы в трубе можно поменять местами и тогда, наверно, можно будет разглядывать очень мелкие предметы?

— Это Галилей тоже проделал (еще в 1609 г) и назвал такую трубу оччиолино. Она увеличивает мелкие предметы в 9 раз.

— Маловато, — огорчился немецкий принц. — Вот если бы раз в 100… Но для этого надо, вероятно, научиться вытачивать очень мелкие двояковыпуклые линзы…

— Зачем нужно такое увеличение?

— Ну, например, для того, чтобы посмотреть, что за воду мы пьем. Вдруг в ней полно очень мелких и вредных для здоровья организмов? В болотной воде такая мелочь точно есть, сам видел, а в речной?

— Ну, тогда, пожалуй… — произнес академик.

— Или возьмем каплю крови больного человека — например, зараженного чумой. Неужели она будет как у здорового? А если в ней обнаружатся чумные частицы? Тогда можно их поискать на предполагаемых переносчиках, которых поголовно истреблять…

— Во время чумы принято истреблять собак и кошек…

— А надо бы и крыс с мышами! У нас в Пфальце жители уверены, что чумные частицы есть на блохах, а те как раз размножаются на грызунах. А еще ими же установлено, что после кипячения простыней с постели больного и его одежд ими можно пользоваться без опаски. Помогает от заболевания чумой долгое лежание в горячей воде или баня с горячим паром. Ну, а для исцеления заболевших можно попробовать натирать их разболтанной в вине белой минеральной солью из термальных источников. В Италии таких источников ведь много?

— Есть в Тоскане, Риме, Неаполе, Сицилии и на Липарских островах… Неужели эта соль поможет?

— Соль из терм Изара (это около Мюнхена) помогает…

— Это очень важные сведения, — сказал Федерико Чези. — Пятьдесят лет назад в Венеции от чумы погибло много людей.

— Двадцать лет назад она была в Лондоне, — добавил Кристиан, — а в этом году вспыхнула в Амстердаме. Никто не гарантирован от этой внезапной беды…

— Что за античумную пропаганду ты сейчас вел? — спросил Кристиан Алекса на обратной дороге в палаццо бывшего губернатора, которое занял по праву.

— Через 6 лет чума обрушится на Ломбардию снова, — сказал мрачновато Алекс. — Вот и готовлю умных людей хоть как-то к ее обузданию.

— Но что это за чудодейственная соль? В Изарских источниках такой точно нет!

— В отложениях вулканических терм всегда присутствует борная кислота в виде минерала сассолина. Эта кислота обладает противобактериальным действием — слабым, конечно, но все-таки. Вдруг и правда нам, бедолагам, поможет…

Визиты богемского кондотьера в палаццо Борромео имели под собой подоплеку, и опять тому виной оказалась паталогическая влюбчивость Алекса. В этом большом доме кроме Джулио и Джованны жила еще одна взрослая патрицианка: девица 22 лет по имени Беатриче. Как выявили клевреты Кристиана, она была рождена в преступной связи кардинала Федерико с некой дамой, которая вскоре умерла. Кардинал уже тогда отличался сердобольностью и потому упросил своего брата Ренато взять дочь на воспитание в семью. Когда Ренато умер, то опека над 7-летней Беатриче перешла к его 18-летнему сыну Джулио, приходящемуся девочке кузеном.

Вопреки своему зависимому положению, у подвижной с детства и любознательной Беатриче выработался независимый характер, который проявлялся в ее речи: быстрой, насмешливой, временами язвительной. Она легко ухватывала суть любого разговора и вскоре, презрев субординацию, вклинивалась в него, рассыпая четкие вопросы, меткие замечания и делая заключительный, часто нелицеприятный вывод. И хоть черты лица ее были совершенны, талия узка и гибка, переходя выше и ниже в соразмерные выпуклости, к 22 годам Беатриче умудрилась отпугнуть всех женихов. (То, что она бастард, женихи знали, но знали и то, что кардинал может завещать ей все свое состояние).