Николай Васильев - Хроники тридцатилетней войны [СИ]

Леонато: — Ну, племянница, как бы тебе не сойти с ума: ты ведь больше всех с Бенедиктом время проводишь…

Гонец: — А вот и капитан-генерал!

На галерею входит молодой еще Франческо Сфорца в сопровождении дона Хуана, Бенедикта и Клавдио.

Франческо: — Леонато! Вы встречаете нас на балконе, причиняя себе беспокойство…

Леонато: — Синьор капитан-генерал! С Вами в мой дом беспокойство никогда не приходит. Ведь когда оно исчезает — остается облегчение, а когда Вы меня покидаете — остается огорчение.

Франческо: — И все же Вы слишком охотно берете на себя заботы. А это, вероятно, Ваша дочь?

Леонато: — Ее мать не раз мне это говорила.

Бенедикт: — А Вы разве сомневались в этом, спрашивая у жены?

Леонато: — Нет, синьор Бенедикт, ведь Вы тогда были еще ребенком.

Франческо: — Получайте плюху, Бенедикт. Но право, синьорита, Вы очень походите лицом на этого достойнейшего мужчину.

Бенедикт: — Хоть синьор Леонато и отец Геро, но я уверен, что она ни за что не согласилась бы иметь его голову на своих плечах.

Беатриче: — Удивляюсь, как это Вам охота все время болтать, синьор Бенедикт, когда на Вас никто не обращает внимания.

Бенедикт: — Как, милейшая Шпилька, Вы разве здесь?

Беатриче: — Где еще быть Шпильке, если не рядом с таким удобным предметом для уколов, как Вы, синьор?

Бенедикт: — Вот для того, чтобы уберечься от женских уколов, я не люблю ни одной женщины, хотя многие из них склоняли меня к любви.

Беатриче: — В этом я похожа на Вас: для меня приятнее слушать, как собака лает на ворон, чем как мужчина клянется мне в любви.

Бенедикт: — Да укрепит небо в Вас подобные чувства! Это избавит немало синьоров от царапин на физиономии.

Беатриче: — Физиономиям вроде Вашей от царапин хуже не станет.

Бенедикт: — Хотел бы я, чтобы моя лошадь равнялась неутомимостью с Вашим язычком. Продолжайте с богом, а я кончил.

Беатриче: — Вы всегда кончаете лошадиной остротой.

Франческо (заканчивая разговор с Леонато): — Отлично, мой друг. Синьоры, владетель Новары приглашает погостить у него, сколько мы пожелаем.

После этих слов с галереи уходят почти все, но Клавдио придерживает Бенедикта.

Клавдио: — Бенедикт, ты заметил дочь синьора Леонато? Какая скромная и милая девушка! Или ты иного мнения?

Бенедикт: — По-моем, у для большой похвалы она слишком мала, для высокой — низковата.

Клавдио: — А я утверждаю, что не видел в своей жизни девушки прелестнее!

Бенедикт: — Я могу еще обходиться без очков и ничего особо прелестного в ней не вижу. Вот ее кузина — не вселись в нее бес — была бы лучше ее настолько, насколько майские дни лучше декабрьских. Но, я надеюсь, тебе не захотелось обратиться в женатого человека?

Клавдио: — Я не верю в такую удачу, но да: я хочу, чтобы Геро согласилась стать моей женой.

Бенедикт: — Вот до чего дело дошло! Еще вчера мы с тобой смеялись, что женатики носят шапки с целью прикрыть некие витые украшения, а нынче ты сам хочешь подставить шею под ярмо? Что ж, валяй и вздыхай все воскресные дни о былой свободе…

В этот момент на галерею возвращается Франческо.

Франческо: — Что за секреты задержали вас здесь?

Бенедикт: — Я бы хотел, сир, чтобы Вы принудили меня открыть их.

Франческо: — Повелеваю тебе именем присяги на верность.

Бенедикт: — Ты слышишь, граф Клавдио? Я вынужден отвечать и говорю: Клавдио влюблен! В кого, спросите Вы? В маленькую Геро.

Франческо: — Это так, граф Клавдио?

Клавдио: — Так, сир.

Бенедикт: — В старой сказке говорилось: «Это не так и не было так и дай боже, чтобы этого не было».

Клавдио: — Только если моя страсть внезапно исчезнет, дай боже, чтобы так оно и было.

Франческо: — Аминь, если Вы любите Геро; она вполне достойна любви.

Бенедикт: — А я не чувствую, достойна ли женщина любви. И потому до конца жизни останусь холостяком.

Франческо: — Ну-ну. У меня есть предчувствие, что прежде чем умру, я увижу тебя побледневшим от любви.

Бенедикт: — От злости, от болезни или от голода, сир, но никак не от любви. Если я начну бледнеть от любви вместо того, чтобы краснеть от вина — позволяю вам выколоть мне глаза и повесить меня вместо вывески над входом в публичный дом в качестве слепого Купидона.

Франческо: — Время покажет. А пока что, любезный Бенедикт, отправляйтесь к Леонато и скажите, что мы придем на праздник, который он собрался затеять.

Бенедикт уходит, а Клавдио обращается к кондотьеру:

— Я Вас прошу помочь мне, сир.

Франческо: — Слушаю.

Клавдио: — Есть сын у Леонато?

Франческо: — Одна лишь Геро. Она же и наследница всего. Коль любишь ты ее, тогда признанье сделай.

Клавдио: — Язык немеет перед нею, я хуже школьника робею…

Франческо: — Тогда поступим так: сегодня ночью будет маскарад. С тобой фигурами и голосом мы схожи, а лица масками обложим. Я к Геро нежно подойду и слух ее в свой плен возьму и в пылком приступе влюбленной речи тобою назовусь меж прочим. Потом с ее отцом я потолкую и к обрученью подготовлю все втихую. (Уходят.)

На галерею выходят дон Хуан и Конрад, его приспешник.

Конрад: — Почему, граф, Вы так печальны?

Дон Хуан: — А с чего мне быть веселым? Не так давно я дерзнул восстать против капитан-генерала и проиграл! Он вернул мне свою милость, но она мне горше равнодушия. Ничто мне теперь не мило, ко всему я апатичен. Лишь месть может воскресить мою душу, но в чем она может состоять? Оружием мне его не победить. Подскажи, если знаешь, нужное средство…

Входит Борачио и говорит:

— Вы напрасно, граф, всех сторонитесь. Я только что был на великолепном ужине, который устроил Леонато в честь Сфорца. А еще я узнал, что вскоре нас ожидает свадьба.

Дон Хуан: — Какой дуралей хочет обручиться с заботами?

Борачио: — Клавдио, правая рука капитан-генерала. А его избранница — Геро, дочь Леонато.

Дон Хуан: — Как тебе стало это известно?

Борачио: — Я проветривал комнаты и, увидев Франческо и Клавдио, юркнул за занавеску. Оттуда и услышал, как сир обещал лично просватать Геро во время маскарада.

Дон Хуан: — Во время маскарада? Тут может выпасть случай сорвать мою досаду. Идем туда сейчас же. (Уходят.)

Их сменяют Леонато, Геро и Беатриче.

Леонато: — Странно, графа Хуана не было за ужином.

Беатриче: — До чего кислое выражение лица у этого синьора — словно его мучает изжога.

Геро: — Он меланхолического нрава.

Беатриче: — Взять бы среднее между ним и Бенедиктом — превосходный получился бы человек: один совсем истукан, другой вечный болтун, а вместе то, что надо.

Леонато: — Право, племянница, ты никогда не найдешь себе мужа при таком остром языке.

Геро (хихикнув): — Она любит бодаться! И не любит бородатых мужчин.