Николай Васильев - Фатальная миссия [СИ]

Так что «верблюд» остался лежать на берегу. Но тут Андрей и Катя, поглядев друг на друга отчаянными глазами, испустили прощальные крики и дружно нырнули, открыв воде доступ в легкие. С катера нырнули следом, ухватили уже вялые тела, вытащили и, оценив ситуацию, стали удалять из легких воду, делать искусственное дыхание и массаж сердца. Откачали…

Молчун лежал, вытаращив глаза и не дыша, потрясенный попыткой двойного самоубийства. И перевел дух лишь заметив признаки жизни у спасенных. «Какое счастье, какое счастье…» — тупо повторял он, глядя, как его подопечных перегружают на яхту и уносят во внутренние помещения, как яхта разворачивается и уходит к мысу, потом за мыс… О нем же никто и не вспомнил.

Яхта шла к Адену уже вторые сутки. Невысокий, полноватый Азиз, безостановочно мотавшийся по палубе, встрепенулся, завидев выходящего из санузла доктора.

— Так что, хабиб, я могу, наконец, поговорить с женой?

— Теперь можешь, она в состоянии разговаривать. Но стоит ли, Азиз? Ведь ее участь предрешена?

— Стоит или нет, позволь мне решать. Я должен посмотреть в ее лживые, змеиные глаза!

С этими словами обманутый муж вошел в санузел — не заметив, что в притвор двери успел юркнуть и корабельный кот, тотчас скрывшийся под койкой, на которой лежала почти неузнаваемая Катенька.

Куда подевались ее сияющие глаза, нежные щеки, лукавые губы и чувственная грация? Из нее словно вынули душу, а вместе с душой и часть плоти, отчего Катя враз осунулась, померкла. Впрочем, в глубине глаз, обратившихся на него, Азиз различил металлический холодок, от которого его гнев вернулся.

— Хороша ты, Катя, нечего сказать, — заговорил он по-русски. — И вот такой ты мне сейчас очень нравишься. Тощей, черной, безобразной, никому не нужной.

Не дождавшись ответа, он продолжил: — Хочешь, верну тебя к себе, первой женой? Посажу в почетный угол и буду показывать остальным женам: видите, как сладостно любить чужого мужчину? Какие от этой любви получаются черные очи, впалые щеки и синие губы?

— Хватит паясничать, Азиз, — прервала его жена. — Ничего ты не вернешь и сердце свое не утолишь. Не спорю, я ошиблась, только не с Андреем, а когда-то с тобой. Но что об этом говорить, пустое дело. Моя участь мне известна, и ты не в силах ее изменить, даже если бы захотел. Ваш мир — душный мир. Жаль, что я этого вовремя не поняла.

— Наш мир — справедливый мир. Это вы живете как попало и с кем попало, то сходитесь, то расходитесь и плодите безотцовщину. У нас же каждый ребенок знает своего отца, дедов и прадедов. У нас все защищены законами шариата. Но если ты изменила мужу, то по тому же закону неминуемо понесешь кару и посмей мне сказать, что она не заслужена.

— Я уже все тебе сказала, Азиз.

— Но я не все сказал. Я ли тебя не любил? И тогда, в Москве, и здесь, в Адене. Знаю, тебя не смущали мои другие жены, потому что ты продолжала чувствовать мою любовь именно к тебе. Эта любовь меня и подвела, из-за нее я позволил тебе бывать с русскими, позволил им любоваться тобой, говорить с тобой, увлечь тебя. И вот теперь из-за своей любви я совсем тебя потеряю. Как мне жить после твоей смерти?

— Я верю, что ты горюешь искренне, Азиз. Но ты переживешь это горе. Напомню тебе французскую поговорку: лучшее лекарство от любви — другая любовь.

Азиз смешался, помолчал и вновь окрысился: — Значит, другая любовь? Как у тебя к тому шакалу? Внезапная, развратная? Как он тебя имел на этом приеме: стоя за пальмой? Или на перилах балкона? А может, ты минет ему сделала, сучка?

Ответом ему было полное молчание, только в глазах Кати, упертых в экс-мужа, усилился металлический холод. А еще за беснующимся арабом следили другие глаза: круглые, с вертикально-линзовидными зрачками, отсвечивающими в сумраке подкоечного пространства.

«Ну, давай, попробуй ее ударить, — почти умолял Молчун. — С каким удовольствием я вцеплюсь в эти толстые щеки и воловьи глаза!».

Но гнусный Азиз лишь смачно плюнул на пол и, колыхнув животом, вывалился из каюты на палубу. «Кот» в этот раз за ним не шмыгал, рассудив, что к Кате может зайти еще какой-нибудь гад.

Андрей был помещен в другую каюту, палубой ниже и потеснее. Он быстрее оправился после клинической смерти, но это вышло ему боком: сейчас он был прикован наручниками к какой-то вертикальной трубе и сидел на рундуке с руками, вывернутыми к затылку. Ступни его были опутаны цепью. Кто-то из почитателей шариата к нему недавно заходил, так как губы Андрея были свежеразбиты, а под левым глазом наливался синевой «фонарь».

Тут дверь открылась, и в каюту вновь зашел недавний посетитель: коренастый, с грубым лицом матрос. «Вот сволочь, мало ему показалось, добить, что ли, пришел?» — невольно съежился Андрей. Но, вопреки ожиданиям, матрос лишь внимательно осмотрел узника, затем его скрепы, и присев на корточки, стал вдруг распутывать цепь на ногах. Дверь опять ушла в сторону, и в ее проеме нарисовался Азиз.

— Ты что делаешь, сын собаки?! — вскричал он по-арабски. В ответ матрос, не вставая, необыкновенно ловко пнул босса в пах и затем в разгибе хлестко пробил ребром ладони в горло. Азиз упал мешком через порог, без признаков жизни. Матрос тотчас втащил его внутрь и закрыл дверь.

«Что за ерунда? — опешил Андрей. — Какие-то разборки?». Матрос же продолжил освобождать его ноги. Затем обшарил труп, нашел в кармане ключ от наручников и открыл их. Андрей молча стал массировать запястья, недоверчиво вглядываясь в недавнего обидчика, ныне освободителя.

— Я плехо не делать, — на ломаном русском сказал Молчун. — Твой враг — мой враг.

— Ладно, — скрепя сердце, согласился Андрей. — Что дальше?

— Ты лучше ждать здесь. Мочь попасть под пули. Мы все делать сами. Нас много.

— Я не согласен, — мотнул головой опекаемый. — У русских не принято прятаться за чужие спины.

«Молчун-2, как там у тебя?» — ментально обозначился Молчун-1.

«Все штатно, — отозвался „матрос“. — Куда теперь?»

«Блокируй кубрик, мы идем к рубке. Каюту с оружием изолировали, но у кэпа и вахтенных есть пистолеты».

Молчун-2 сунулся к выходу, но обернулся, с сомнением посмотрел на русского и мотнул головой: — Идем. Строго за мной. Не слушать — возвращать в каюта.

Едва они вышли в пустой коридорчик, где-то наверху грохнул выстрел, и что-то упало на пол, потом еще. Тотчас в конце коридорчика отъехала дверь, из которой повалили свободные от вахты матросы.

— Что там? — крикнул навстречу коренастому «матросу» передний и вдруг увидел Андрея. — А этот откуда?

Молчун-2 молча влепил ему в торец и, не глядя на повалившегося, влепил с обеих рук второму и третьему, последнего же достал ногой. Андрей только диву давался, глядя на новоявленного Брюса Ли. Упавшие и не думали подниматься. Молчун взял последнего за ноги, втащил в кубрик и вернулся за вторым. Андрей через силу поволок оставшегося. Уложив всех, они закрыли дверь, и Молчун заклинил ее башмаком с ноги одного из поверженных. «Выстрел без последствий?» — запросил он Молчунов-1 и 3. «Дыра была, — ответил Молчун-1. — И было больно. Сейчас кэп таращит глаза и, наверное, хочет помолиться да нечем — руки связаны. А ты тоже, вроде, шумнул?» «Пришлось махнуть конечностями. Матросы в кубрике, но скоро очухаются. Пойду гляну на кубриковый иллюминатор».