Николай Васильев - Фатальная миссия [СИ]

— Странные все-таки люди нас с тобой спасали, — молвила с досадой Катя, последний раз покрутив головой перед входом в пассажиронакопитель. — Так и не появились, не проводили нас.

— Да слава богу, — криво усмехнулся Андрей. — Но почему-то мне кажется, что они или кто-то от них вскоре появится у нас, в Москве. Может даже эти «кто-то» летят нашим рейсом.

— Не может быть! — запротестовала Катя. — Я предпочитаю верить в человеческую отзывчивость. Помогли же нам в этом консульстве с визами и билетами. К тому же среди наших попутчиков нет ни одного араба…

— Хорошо организованная преступность, Катенька, не признает границ и национальностей, — изрек Андрей банальную истину. — Их сообщниками могут быть люди любой расы, веры и социального положения. Например, вон та пара приличных упитанных французов нас исподтишка оглядела.

— Вот приметливый негодяй! — ментально возмутился плешивый «француз». — Вычислил нас влет.

— А для чего ты на них зыркаешь?! — вспенился «француз» сивокудрый. — Давно не видел? Или запал-таки на Катины обводы?

— Тогда уж не «запал», а «запали»… Или все-таки «запал»? То есть при разделе мне досталось больше чувствительности? Но не обводами она меня пленила, а самоотверженной душой. Так, кажется, называется по-русски человеческая сущность? Хотя и в обводах ее я стал, как ни странно, находить пленительность…

— Так может, стоило бы подменить не второго француза, а вот этого самого Андрея? И наслаждаться сейчас, а главное, потом Катиным обществом?

— Ну, не преувеличивай возможности гидран, даже и профессионально обученных. При полной имитации внешности невозможно скопировать характер и знания разумного существа. То-то растерялась бы Катя в обществе этакого «Андрея»…

— Хм-м, а все-таки жаль… Уж очень она самозабвенна в сексе…

— Мадам и месье, — обратилась к пассажирам появившаяся на входе в галерею чуть улыбающаяся стюардесса. — Прошу следовать за мной, к самолету. Напоминаю, что мы летим по маршруту Джибути-Каир-Париж. Кто ошибся рейсом, еще не поздно это осознать.

— Юморная у нас проводница, — вполголоса заметил Андрей. — Пожалуй, с ней в полете мы не соскучимся.

— Правду говорят, что мужики падки на баб в униформе, — съязвила Катя. — А уж если они фривольны…

— Что ты, что ты Катенька, — сдал назад кавалер. — Бог с ней, этой униформисткой, сяду у окна и буду обозревать геологические детали пейзажа с высоты в семь тысяч метров…

— А я, значит, должна всю дорогу грызть ногти или листать журналы на непонятном мне языке?

— Ну, Катя, будет пикироваться, я прочувствовал глубину своего грехопадения и уже придумал, как развлечь тебя в полете!

— Надеюсь, не в стиле Эммануэли? — зарделась щеками Катенька.

— Бог с тобой! Хотя… Нет, нет, я имел в виду совсем другое. Я только что купил в аэропорту книгу тестов, вот и потестируемся.

— Да-а? — покосилась на него Катя. — Меня как-то уже тестировал одногруппник. Говорит, назови пять птиц, только не раздумывая. Я, дура, выдала: утка, сорока, ворона, журавль и курица. Он мне и растолковал, что дома я — утка, в институте — сорока, в любви — ворона, все думают, что я — журавушка, а на самом деле я — курица…

— Какой же это тест, Катя, просто шутка такая. В мужском варианте предлагают назвать пять зверей. А по книге я и характер твой тебе определю, и темперамент, и коэффициент интеллектуального развития…

— О моем темпераменте ты, по-моему, уже имеешь полное представление, а свой ай-кью любая женщина постарается скрыть от посторонних.

— Ну вот, я уже и посторонний…

— А быстро они пришли в норму, — одобрил беглецов плешивый Молчун, усаживаясь на обозначенное в похищенном билете место.

— Что говорит либо о низком уровне их психической организации, либо о высоком уровне самообладания, — продолжил Молчун сивокудрый. — Что вероятнее?

— Предполагаю, что вероятно сочетание того и другого, но порознь: у Кати — высокое самообладание, а у геолога этого — низкая психоорганизация.

— Три ха-ха, павиан влюбчивый. Выбрось ее из головы и думай о предателе Ельцине. К нему ведь как-то надо подобраться…

— Вот ты и думай, евнух несчастный. А я пока подремлю: авось Катенька неглиже приснится…

Карл Карлович, старейший московский житель — да что московский, почитай, кремлевский! — был в это декабрьское утро удивлен, разозлен, повержен и унижен. Эти метаморфозы происходили с ним именно в перечисленной последовательности и были настолько из ряда вон, что он просто не мог припомнить, чтобы такое когда-либо случалось в его долгой, очень долгой жизни. «Diese Geschicht ist unmoglich!» — мог бы сказать этот вероятный фольксдойч, однако по-немецки он не говорил. Как, впрочем, и ни на каком человеческом языке, поскольку ему повезло родиться вороном.

Сперва ничто не предполагало особицы. Чуть забрезжил рассвет, Карл Карлович по стариковской привычке взгромоздился на крону самого возвышенного тополя в Александровском саду, — конечно, в компании с особо приближенными сородичами, а также с караулом из молодых ретивых воронов. Вскоре и на нижних ярусах стали оживать, копошиться, предприимничать прочие его обитатели — но все в рамках давно сложившихся правил и обычаев. Впрочем, не будь догляда со стороны Карлычевой команды… Хотя это уже из области невероятного: догляд всегда был, есть и будет во веки веков. Не в диком лесу живем, в столице!

Степенное рассуждение Карла Карловича завершилось было привычной зевотой, но вдруг его клюв быстро захлопнулся, а круглые глаза возымели тенденцию стать еще круглее. «Что за наглец мостится на вершину соседнего тополя, почти вровень с вороньей элитой?». Не веря своим глазам, Карл Карлович повращал головой влево-вправо: нет, все, буквально все соседи — и старейшины и охранники — вытаращились на дурную ворону, избравшую такой мучительный способ прощанья со здоровьем, а то и жизнью. Впрочем, через миг охрана ринулась на исполнение долга и жестокую забаву.

Под градом клювастых ударов дурашка кубарем низринулся сквозь крону, но молодцы не отставали и погнали его вдоль ствола к самой земле, чтобы оттрепать и там — в назидание многочисленным прочим пернатым. Но странное дело: жертва в падении умудрялась как-то цепляться за ветки и веточки и производить противоестественные контрвыпады — не только клювом и когтями, но крыльями и даже кончиками перьев! И выпады эти были столь действенны, что то один, то другой преследователь вдруг сбоил и шарахался в сторону — так что у земли наглеца прижимали лишь три-четыре охранника. А он и здесь не оплошал: вдруг совершил немыслимый вираж и взвился свечой в небо, да не абы куда, а прямо к стайке сановных воронов!