Николай Васильев - Битва при Тюренчене [СИ]

— Да, я помолвлен с Надеждой Михайловной Плец.

— О, в какие сферы Вы взлетели! Ну, так эти акции будут Вам кстати для обустройства собственного дома. Вторую половину мы Вам вручим после полного подтверждения Ваших прекрасных данных. Вы удовлетворены?

— Более чем. Очень вам благодарен. Деньги будут, действительно, кстати. Вот только семейство Плец скоро отсюда уедет, в Петербург, и я последую за ними.

— О переводе Михаила Александровича мы знаем. Но Вы-то вправе вместе с молодой женой остаться здесь и продолжить наше плодотворное сотрудничество.

— Разве могу я разбить мечты Надин о столичной жизни? К тому же я Вам говорил, что намерен продолжить свое обучение в Горном институте.

— Молодой человек, — вмешался в разговор Гудков, — вы теперь человек со средствами, а работая здесь, эти средства скоро приумножите. Зачем же Вам учиться? Только время попусту тратить…

— Вы наверняка помните, что в 1890 г. лопнул банкирский дом Баринга, считавшийся очень солидным и прибыльным: он в свое время обеспечил покупку Соединенными Штатами Америки Луизианы у Франции. Все его акционеры оказались нищими. Некоторые из них, даже молодые, были вынуждены покончить жизнь самоубийством. Уверен, что если бы эти самоубийцы имели хорошее образование, они смогли бы найти себе достойную работу и налаживать жизнь дальше. Думаю, я ответил на Ваш вопрос.

— Он и, правда, необыкновенный молодой человек, — повернулся Гудков к Кузнецову. — Такой нигде не пропадет.

И добавил уже в сторону Городецкого:

— Извините меня за эту бестактность. Я не очень поверил Александру Петровичу, который описал мне Ваши способности.

— Если уж Вы будете жить в столице, то все равно не теряйте с нами связи. Пользу Енисейской золотопромышленности и заодно себе можно приносить и там — например, как наш представитель на некоторых предприятиях Петербурга или в структурах власти. Вы ведь намерены в этих структурах вращаться, хотя бы в качестве помощника Михаила Александровича?

— Благодарю за ваше предложение. Вряд ли в эти структуры так легко попасть, даже при содействии новоиспеченного сенатора. Тем более, что моим основным занятием там станет учеба в институте.

— Не скромничайте, Сергей Андреевич, — улыбнулся Кузнецов. — Ваше умение заниматься одновременно несколькими разнородными делами мы оценили. Видимо, в другом стиле жить Вам неинтересно — и слава богу. Наше предложение остается в силе, конкретные поручения пришлем письмом вместе с чеком на расходы. А будущим летом надеемся увидеть Вас на приисках — ведь студентам Горного института полагается проходить производственную практику?

По дороге домой Сергей зашел в салон, забрать мать, которая не очень соблюдала свой режим работы.

— «Мама», — сказал он твердо, смягчая тон улыбкой, — позвольте проводить Вас домой!

— Ох, Сереженька, я хотела закончить этот лифчик…

— Мама, какая необходимость шить все своими руками? У тебя в салоне есть две портнихи, которых я, кстати, не вижу…

— Они отпросились, Сережа, им ведь надо еще ужин для семьи приготовить — не то, что мне…

— Значит, дошьют твой лифчик с утра. Мне надо рассказать тебе важную новость и посоветоваться.

— У тебя новости не переводятся, Сережа: то патент на сапоги с молнией оформил, то роман новый выпускаешь, то билеты в театр для нас купил…

— Эта новость действительно важная: мы теперь богаты! Кузнецов только что выдал мне акции товарищества «Драга» стоимостью в несколько десятков тысяч рублей.

— Боже мой, Сережа! — Из глаз Елены Михайловны вдруг брызнули слезы, и она стала суетливо искать свой платочек. — Ужас, какие деньги! Но все они тебе скоро понадобятся: ты ведь поедешь со своей Надей в Петербург и там вам нужно заиметь свой дом. Да и общие расходы в столице не чета нашим!

— Мама, эти деньги я хочу потратить на приобретение максимально благоустроенного дома здесь, в котором будешь жить ты и Катя. И чтоб в нем был и для меня уголок, так как планирую приезжать к вам каждый год. А деньги на жизнь в Петербурге у меня еще появятся, потому что вторую часть акций мне обещали выдать по завершении разведки спрогнозированной мной россыпи, то есть где-то в конце зимы.

— Стоит ли так о нас беспокоиться, милый сын? Я сейчас неплохо зарабатываю и все необходимое для жизни в старом доме могу приобрести. Да на зиму и переезжать как-то не принято…

— Глупости. Купим готовый дом (их много сейчас продается), протопим его как следует, обставим и въедем. А может быть снять квартиру в большом доходном доме: с водопроводом, центральным отоплением, канализацией? Жить там будет гораздо удобнее, ей-богу! И это же будет самый центр города! Который скоро будет электрифицирован и телефонизирован!

— Это сказка какая-то! Бедный, бедный Анджей!

Дома Сергея нетерпеливо поджидала Катенька.

— Как тебе не стыдно, разлюбезный братец! Опоздал на целый час! Я как дура сижу тут с этими коньками…

— Ох, Катя, совсем забыл! И Надя же с Таней, наверно, ждут! Дай мне выпить чаю с сайкой и побежали…

— Какой чай, Сережа? — вмешалась мать. — Варя, неси нам по тарелке щей! И никаких отговорок!

Впрочем, Надя и Татьяна уже были на катке и плавно катались по кругу, сцепившись локтями.

— Явились, не запылились, — язвительно встретила их появление Надин. — Вот как назвать его поведение, Таня?

— Как исключительно вероломное, если не сказать подлое. Поманил, наобещал и нагло опоздал. Фи, Городецкий!

— Каюсь, каюсь, каюсь! А хотите, в сугроб брошусь?

— (Хотим!) Нет! Он мокрый и холодный станет, а нам за него еще держаться…

— Тогда пустите меня в середину, а ты, мартышка, цепляйся за мой хлястик. Или впереди ехать хочешь?

— Впереди!

— Тогда давай сюда свою талию и, чур, перебирать ногами шустро, а то нас тормозить будешь да и упасть всем колхозом можно.

— Что еще за «колхоз», Городецкий?

— Коллективное хозяйство, Наденька. Не бери в голову.

— Где ты этих выражений набрался? В Питере своем мерзком, что ли?

— Он у тебя уже мерзкий? Давно ли ты о нем мечтала?

— Я боюсь туда ехать, Сережа. Здесь мне жилось так уютно и сладко, особенно в последнее время, а там будет совсем другая жизнь. Может быть интересная, но совсем, совсем другая…

— Ну, что об этом гадать? Скоро все узнаем и, я уверен, нам понравится. Жаль только Катеньки с нами на петербургском катке уже не будет…

— А можно мы с мамой к вам туда приедем в гости?

— Нужно, миленькая моя. А то и вовсе переехать можете, когда мы основательно устроимся. Только предупреждаю: там зимы противные! Вот не поверите: всего минус десять на улице, а холодища жуткая…

— Почему?!

— Из-за ветра пронизывающего. А то такая сырость вдруг настанет, что полгорода с насморком ходит. Здесь же вот минус тридцать, а мы катаемся как ни в чем не бывало. Ну, что-то мы совсем скорость потеряли, а ну резвее, еще резвее! И заворачиваем, заворачиваем круче, выкрутили! А теперь поворачиваемся к ходу спиной и едем, плавно перебирая коньками, как я вас учил… Не падать, мартышка! И не виси у меня в руках, закрепи ноги. Вот Наденька и Танечка молодцы, хорошо держатся… От, перехвалил, завалились и нас подбили… Встаем, встаем и все по новой. Или вас снова индивидуально учить?