Николай Васильев - Битва при Тюренчене [СИ]

— Да, пожалуйста, можно индивидуально? — ухватилась за его «подставу» Надин.

Их сексуальные отношения к тому времени обрели полноценность. Разрушителем табу стала Наденька, когда узнала от Городецкого-Карцева про существование безопасных дней, которые у нее как раз настали. Она тотчас оседлала жениха, и восторг ее был полным: Карцев сопровождал, конечно, соитие многообразными ласками…

— Неужели все женщины в браке так счастливы? — шептала Наденька. — То-то они замуж рвутся… Хотя я спрашивала свою одноклассницу, Валю Говорову, которая уже год как замужем, и она мне сказала, что это удовольствие для мужчин. Ее мужу оно необходимо для разрядки, а она просто лежит и терпит, пока он на ней дергается.

— Бедная Валя! — сказал Карцев. — То ли она от природы фригидна, то ли он не смог найти ее эрогенные зоны.

— Что еще за эрогенные зоны? И что такое «фригидна»? — спросила с подозрением Надя.

— Тебе это знать не обязательно, — попробовал открутиться Сергей. — Ты — сплошная эрогенная зона. Из тебя эротика просто брызжет…

— Не финти, рассказывай и показывай!

Татьяна встретила их на выходе из зимнего сада (дело было в воскресенье, после обеда) с недоумением.

— Вы знаете, что пробыли там почти пять часов? Чем можно заниматься столько времени? И что за синяки у тебя под глазами, Надежда?

— Целовались, что же еще, — не моргнув глазом, соврала Надин.

— Врешь! За пять часов ваши губы совершенно бы распухли, а этого нет. Зато синяки просто ужасные!

— Ты, правда, хочешь знать правду, Танечка?

— Неужели у вас теперь все по-взрослому? А что скажет мама? И, тем более, папа?

— Ничего не скажут, если ты мне поможешь эти синяки замаскировать. Тащи пудру, кремы, одеколон, быстро!

Оставшись через два дня на обжитой скамейке зимнего сада и тотчас возбудившись, они вновь встали перед проблемой предохранения от беременности. Впрочем, Карцев был уже к ней готов, порывшись накануне в интернете.

— Принеси хозяйственное мыло и раствор марганцовки, — сказал Сергей своей душечке. — Первое понадобится перед «актом», а второй после того как.

— И все? Кто тебе это посоветовал?

— И все. Посоветовала хозяйка борделя.

— Ты ходил в бордель?!

— Только за советом. И получил его, дай бог здоровья этой тетке.

— А если бы тебя там кто увидел?

— Я наклеил усы и бородку.

— Городецкий! Ты прямо как волшебник. Но это точно помогает?

— Ее девочки все этим пользуются.

— Ты их видел?!

— Свят, свят, свят! Конечно, нет!

— Городецкий! Ты опять из меня дуру делаешь?

— Честно не видел. Ну, неси скорее…

В канун рождества семья Городецких въехала в четырехкомнатную квартиру на третьем этаже второго дома Гадалова, расположенного на Воскресенской улице напротив его основного, «электрического» дома. Впрочем, электрическое освещение было уже устроено и здесь, а также все, что обещал Сергей матери: паровое отопление, канализация и водопровод. К основным комнатам примыкали большая кухня, комната для прислуги, прихожая, туалет, ванная и кладовая — есть, где разгуляться! Арендная плата была весьма высокой, но Карцеву это было по барабану: еще наживем! Доход его стал стабилен, складываясь, помимо шальных акций, из денег от реализации роман-газеты, оклада в товариществе «Драга» и начавших поступать плат за патент на застежку-молнию (он был оформлен в равных долях на Прошина, Баева и Городецкого). Не считая такой мелочи, как официальная зарплата в архиве. Впечатлял и доход матери (около 400 рублей в месяц), на имя которой также были оформлены патенты: на бюстгальтер и трусы женские и мужские — хотя они дохода еще не приносили. Дом на Малокачинской был продан, хоть выручили Городецкие за него немного.

Рождество всей семьей отметили в доме генерал-губернатора, который устроил большой прием для именитых людей города. Карцев решил воспользоваться этим случаем и уговорил Елену Михайловну устроить показ моделей новых платьев и зимних пальто, а также сапожков из ателье Прошина (самого его, конечно, среди гостей не было). Модели демонстрировали под музыку Надин, Татьяна, Катенька и сама Елена Михайловна, которая произвела фурор своей аристократичностью, элегантностью и красотой. Когда, в конце концов, перешли к танцам, у нее не было отбоя от самых респектабельных кавалеров, первым из которых оказался генерал-губернатор. Апогеем стало два предложения руки и сердца от вдовцов: золотопромышленника и врача. Первый ни Городецкому, ни Карцеву не понравился («старообрядческого» вида, фу!), но врач всем был хорош: высок, интеллигентен, но крепок, немногословен, но собеседника слушает внимательно. Именно поэтому он показался обоим Сергеям опасной кандидатурой, способной умыкнуть у них мать и женский идеал. Елена Михайловна не сказала обоим претендентам ни «да», ни «нет», но Карцев заметил, что на врача она исподтишка пару раз взглянула.

— Что ты все мать высматриваешь? — подошла к нему с упреком невеста. — Почти со мной не танцевал…

— Три раза вальс и одно танго — это не в счет?

— А ты заметил, как на нас во время танго смотрели?

— Да уж. У некоторых мужчин пенсне, монокли и вставные челюсти попадали, а дамы на лорнетках фокусы посместили…

— У кого ты видел вставные челюсти?

— Это я образно выразился, преувеличил…

— А давай еще раз танго станцуем?

— Ты же поняла, что отец и мать и первого-то раза не одобрили?

— А их сейчас здесь нет: отец, видимо, в курительной комнате, а мама в столовой…

— Сережа, — вдруг подошла к ним Татьяна, — наши подружки еще раз хотят на танго посмотреть. Давай им покажем? Ты ведь мне обещал…

— Когда это он тебе танго обещал? — взъярилась Надин.

— Давно, еще в театре, когда его испанцы показывали. А мужчина должен держать свое слово…

— Да ты и танцевать-то его еще не умеешь…

— Я памятливая и переимчивая. К тому же меня Сергей поведет…

— Танцуйте что хотите, — резко бросила Надя и стремительно вышла из зала.

Сергей двинулся было за ней, но был остановлен твердой рукой: — Слово!

Тут Татьяна сделала знак музыкантам и те заиграли только что разученное танго. Присутствующие девушки подобрались поближе к кругу, на который урожденная старшая Плец вытащила Городецкого. Тот встал в позицию, держась от пылкой девушки подальше и начал выписывать ногами и телом прихотливые фигуры. Татьяна тотчас сократила дистанцию и при каждом повороте стала вжиматься в его напружиненный торс и ноги. Городецкий против воли возбудился и тотчас покраснел.

— Что ты делаешь? — с внезапной хрипотцой шепнул он Тане. — Я сейчас брошу танец и уйду.

— Пожалуйста! — еле слышным голосом попросила девушка. — Я слежу за входом и, если Надин войдет, буду вести себя пристойно. А сейчас позволь мне почувствовать себя желанной…