Николай Васильев - Битва при Тюренчене [СИ]

— Зато его устроила настоящая графиня! — горячо напирал Городецкий. — С чего бы она стала попусту выбрасывать деньги?

— Я же не отказываюсь, пойдем, — вяловато соглашалась Таня. — Мы с тобой знаем, чудеса в жизни случаются…

— Что ты имеешь в виду?! — вспыхнула Надин. — Смотри у меня, Городецкий!

— В оба глаза буду смотреть, сударыня! А на что?

— Вот оба глаза тебе и подобью, если что! И Татьяне фингал поставлю, не посмотрю, что сестра…

— Итак, цель поставлена, наказы получены, ветер, вроде, попутный — вперед?

— Вперед, — рассмеялась Таня, и они резво ссыпались с бельэтажа по беломраморной лестнице.

Софья Владимировна, не заходившая в Народный дом три дня и полагавшая, что без нее подготовка к его открытию продвигается через пень-колоду, была приятно удивлена: все, что она со своими помощниками намечала, выполнялось безукоризненно. Что, несомненно, было заслугой ее главной помощницы, Александры Владимировны Пошехоновой. Побывав во всех узловых центрах подготовки, Софья Владимировна поняла, что ей тут, в сущности, и делать-то нечего. Посему она со спокойной совестью поднялась в свой кабинет и в который раз стала просматривать записи, посвященные будущим проектам и, прежде всего, устройству театра.

«Что там мне внутренний голос-то говорил: нужна свежая пьеса с общечеловеческим сюжетом? Это о любви, что ли? Пожалуй, но сейчас таких и нет. То есть любовные линии есть почти в каждой пьесе, но чтобы она была основной и даже единственной? Нет, не пишут. А кстати, куда этот внутренний голос подевался? Всю меня переполошил и пропал… Странно»

Тут в дверь кабинета постучали. Панина по стуку поняла, что это Пошехонова с каким-то важным сообщением: по пустякам она ее не беспокоила.

— Заходите, Александра Васильевна, — приветливо крикнула мэтресса. Но в дверь вместе с ее библиотекаршей вошел молодой человек, еще юноша с приятным, внимательным лицом, и вполне взрослая миловидная девушка — оба, что называется, из «общества».

— Вот, Софья Владимировна, — начала делать представление Александра Васильевна, — эти молодые люди желают переговорить с Вами по важному делу. Какому — мне не сказали, но обещали, что денег просить не будут.

— Хорошо. Я вас слушаю.

Карцев-Городецкий чуть промедлил.

— Ну, я пошла, Софья Владимировна, — проявила деликатность ее помощница и удалилась.

— Дело у нас, как мне кажется, простое, — начал Карцев, — но у многих вызывает отторжение. Я сделал перевод пьесы малоизвестного английского автора и ее поставили с успехом в одном из провинциальных театров России. Пьеса о любви во времена викторианской Англии. В первой постановке главные роли сыграли мы: я, Сергей Городецкий, и вот Татьяна Плец. Недавно мы переехали в Петербург и хотели бы возобновить этот спектакль, но нам никто не хочет дать сцену. Мы искренне надеемся, что Вы, Софья Владимировна нам эту возможность предоставите. Разумеется, после ознакомления с пьесой.

— Как она называется?

— Немного вызывающе: «Любовница французского лейтенанта». Так у автора. Но можно переиначить: например, назвать «Превратности любви».

— В каком театре, говорите, ее поставили?

— В Красноярском театре драмы. Вот афиша.

— Ого, издалека вы к нам пожаловали. Действительно, афиша, все как положено. Автор Джон Фаулз? Мне неизвестен, хотя я небольшая театралка. Наконец, еще вопрос: сколько Вам лет, господин переводчик и, видимо, постановщик?

— Скоро будет двадцать.

— Из молодых и ранних. Тем больше чести. И более вероятен талант.

— Я, на самом деле, всего лишь переводчик.

— И также исполнитель главной роли… Так пьеса имела успех?

— Она и сейчас его имеет, но уже с другими исполнителями.

— Интересно. У меня есть в Красноярске один знакомый, с которым я раз в год переписываюсь. Иннокентий Петрович Кузнецов, знаете такого?

— Довольно хорошо: наш единственный «гробокопатель», по меткому выражению его сестры. Очень интеллигентный человек.

— А вы остры на язычок, господин Городецкий. Не боитесь вызвать неудовольствие сиятельной дамы, к которой пришли с просьбой?

— Мне кажется, наша просьба Вам придется весьма кстати: ведь театральный зал у Вас есть, а ни труппы, ни пьесы эффектной нет. Так вот она, вот два актера, остальные приложатся.

— Ах, как Вы бойки! А Ваша спутница тоже языката и просто ждет удобного момента для словоизвержения?

Сергей толкнул скрытно Татьяну, и та тотчас включилась в разговор:

— У меня так много слов в этой пьесе, что я успеваю выговориться на сцене. В кулуарах же отдыхаю, предпочитая выслушивать других. Особенно из числа восторженных почитателей, прорвавшихся за кулисы.

— У Вас было много почитателей?

— Цветы некуда было складывать, я не преувеличиваю. Но отношу их восторги не к своей игре, а к тексту этой гениальной пьесы.

— Что ж, в этой беседе вы были убедительны. Теперь очередь текста: он у вас с собой?

Татьяна открыла ридикюль, дождавшийся своего часа, и подала пьесу Паниной.

— Обещаю дать завтра свое заключение, — милостиво сказала графиня. — Кстати, сколько времени она идет на сцене?

— Около 3 часов, с двумя антрактами, — сообщил Городецкий. — Но сибирские зрители не жаловались и еще минут по десять хлопали.

— Все, все, я уже вполне заинтересована. Жду вас в субботу, в это же время?

— Да, нам подойдет, — кивнул Сергей. — Мы пока бьем в Питере баклуши.

Вечером в семействе Плец (с примкнувшими к нему Городецким и Карцевым) ждали припозднившегося Михаила Александровича. Наконец он энергично вошел в квартиру, и по этой энергии все поняли, что он явился с какими-то неординарными вестями.

— Еду от Куропаткина, — с еле сдерживаемым торжеством сказал он и посмотрел на Городецкого. — Он очень внимательно отнесся к нашим с тобой, Сергей, предложениям, потом мы вместе изучили диспозиции в местах предполагаемых сражений и почти все, что было намечено, он обещал принять к сведению. Все материалы я оставил у него. Уф, гора с плеч! А ведь в прошлую встречу, когда я говорил ему то же самое, хоть и второпях, он мимо ушей все пропустил. Что значит правильная подача материала: в нужное время, в нужном месте. Еще он обещал привлечь меня к организации перевозок людей и техники по Сибирской и Квантунской магистралям. От их бесперебойной работы будет очень много зависеть, почти все.

— А что он сказал по поводу обеспечения маскировки при перевозках? — спросил Городецкий-Карцев, почуяв, что железо надо ковать, пока горячо. — А также по поводу обилия шпионов в этих районах?

— Станут маскировать в том стиле, что ты предлагал, то есть подо что-то другое. А для борьбы со шпионами усилят подразделение контрразведки.

— Ага, аж на целых пять человек, — пробурчал Сергей себе под нос, но сенатор услышал: