Николай Васильев - Битва при Тюренчене [СИ]

И он вошел в активном варианте в сознание фигуранта, пережив и сам ряд пренеприятных ощущений. После традиционных ахов и охов Плеве замолчал в недоумении. Карцев, только что утвердившийся в заранее продуманной линии поведения, приступил к шельмованию министра:

«Еще живешь, покойничек? О террористе Гершуни слышал? Он подписал уже тебе приговор и бомбы приготовил. Теперь благодари бога за каждый прожитый день и жди, жди — он придет, час расплаты»

— Это что? Ты как? — заплетающимся языком проговорил Плеве.

«Да вот так. Легко проник к тебе в голову, легко и уйду. Но после того как ты поймешь, в чем кроется твой шанс спасения»

«Я готов, я пойму…»

«Готов? Ой ли? Готов уйти с престижной царевой службы? В полную и окончательную отставку? Царь ведь может не понять и тоже обидеться… Так что отмазка твоя должна быть убедительной, стопроцентной. Сможешь такую придумать?»

«Смогу, наверно… А иначе никак нельзя поступить? Например, послабления в тюрьмах сделать, в ссылки совсем глухие не посылать…»

«Не торгуйся, Вячеслав Константинович, не надо. Ты себя в глазах революционеров замарал. Уйдешь — тебя не тронут. Останешься — ты труп»

«Хорошо, я все понял. А с какого числа уходить?»

«Лучше со вчерашнего. Тебя ведь и сегодня могут взорвать, еще не зная результата моих переговоров»

«Понял, понял. Сейчас рапорт о добровольной отставке и напишу. В Вашем присутствии»

«Напоминаю: отставка должна быть убедительно для царя мотивирована»

«Я хотел написать: в связи с необходимостью лечения за границей»

«Это можно, но следует подтвердить заключением врача. У тебя есть подходящий, который такую бумагу напишет?»

«Есть домашний врач. Есть и болезнь, мочекаменная»

«Тогда ладушки, поживешь еще. Но смотри, если схимичишь, я вернусь и просто устрою тебе апоплексический удар. Кого, кстати, будешь рекомендовать на свое место?»

«Не знаю… Может быть, фон Валя?»

«Для проформы можно. Но в запасе имей Святополка-Мирского, Горемыкина, Булыгина. Ладно, адью пока»

Зубатов тоже был еще в своем кабинете, в здании Особого отдела Департамента полиции. Карцев узнал его по обычному костюму-тройке с галстуком и вполне интеллигентному лицу, отчего он смотрелся немного странно в окружении сугубо деловых, «замундиренных» полицейских. Вселенец понаблюдал некоторое время за будущим реципиентом, но никаких дополнительных «штрихов к портрету» не обнаружил и в удобный момент аккуратно проник в сознание Зубатова. Тот покрутил недоуменно головой и вновь стал просматривать документы.

«Добрый день, Сергей Васильевич» — обозначил себя Карцев. — «Я смотрю, Вы донесение о проповедях Гапона читаете?»

Зубатов вновь недоуменно осмотрелся и потряс головой.

«Я у Вас внутри головы. Трясти ее бесполезно. Прибыл, между прочим, из будущего. Хотите проверить?»

«Это что, фокус? Гипноз?»

«Голая реальность. Вот я Вам подсказываю, что этот Гапон не так безобиден. В январе 1905 г. он выведет на улицы Петербурга многие тысячи демонстрантов с целью идти к доброму царю за справедливостью. Полиции придется стрелять, будет много убитых и раненых. Так что к нему стоит принять превентивные меры»

«Что за меры?»

«Ваши излюбленные, контрреволюционные: провести с одержимым попом беседу, не поможет — ошельмовать его в глазах поверивших, в крайнем случае ликвидировать. Тем более что его все равно убьют эсеры, в конце 1905 года. Все будет лучше, чем революция, которая после этого расстрела начнет раскручиваться и в Питере и в России»

«Не могу поверить… Какой-то голос… Как у Жанны д, Арк?»

«А что, вполне возможно, что и к ней являлся кто-то из нашего высокотехнологичного будущего. Хотите из него картинку посмотреть? Взлет самолета, например?»

«Самолета? Вроде планера Можайского?»

«Вроде вагона железнодорожного поезда, но с крыльями и мощными моторами. Смотрите…»

Минут пять он демонстрировал Зубатову избранные клипы из своей памяти, потом прервал.

«А что это было в конце? Ваше оружие?»

«Да, ковровые бомбардировки и пуски крылатых ракет воздух-земля»

«Невероятно! Такая мощь! Когда же это все будет?»

«Всего через 40–70 лет. Но после многих революций и двух мировых войн с десятками миллионов убитых»

«Ужас… А зачем Вы здесь? Что-то из этого предотвратить?»

«Именно так. С Вашей помощью и многих других русских людей»

«Что я должен делать?»

«Ваша линия на сотрудничество правительства с рабочими представляется мне наиболее правильной. Я буду Вам и Вашим сторонникам в ее проведении способствовать. И уже начал. Сегодня Ваш недруг Плеве под моим давлением написал прошенье об отставке. Я знаю, что министром МВД хотел бы стать Витте. На мой взгляд, ваши с ним взгляды сходны, но он, конечно, опытнее: войдите с ним в контакт и сотрудничайте. Что касается революционеров, то они люди во многих отношениях прекрасные, но с большим недостатком: перемен хотят полных и сейчас. Знали б они, к чему их благие намерения приведут Россию и мир в целом…»

«Да. Гоняли Александра-Освободителя как зайца по всей стране, убили и получили 20 лет ужесточения режима царской власти: не глупость ли? А ведь могли уже сейчас иметь конституционную монархию с парламентом, как в Англии. И человеческие условия труда и быта у рабочих и крестьян. Без всяких революций…»

«С революционерами такая петрушка: их, во-первых, нужно знать персонально, а во-вторых, плотно с ними работать, в Вашем стиле: переубеждать, развенчивать или ликвидировать втихую. Но главное все-же делать обычных граждан своими союзниками, а не врагами. Ведь у вас почти весь образованный слой населения — явные или скрытые враги власти. Что прекрасно видно по газетам и журналам. И это объяснимо: жить человеку образованному и совестливому среди массы бедных, обездоленных людей очень тягостно. А для этого что надо делать? Поднимать уровень жизни всех людей: материальный, образовательный, культурный. Обкладывать прогрессивным налогом непомерные траты властьимущих господ и торгово-промышленных воротил. Религиозным деятелям хвост поприжать, к скромности вернуть. Да много еще чего… Согласны?»

«Совершенно. Со многим согласится и Николай, наш император. Он просто не знает, как сделать так, чтобы всем в его государстве стало хорошо»

«Чтобы всем стало хорошо, надо, чтобы кое-кому было не слишком хорошо. Умереннее надо быть в желаньях»

«Когда-то Сократ, выйдя на афинский рынок, сказал: как много на свете вещей, без которых я прекрасно обхожусь…»

«Припоминаю, хоть и смутно. Подзабыли в нашем мире этого мудреца, в основу развития общества положено как раз потребление, вещизм. Товарами завален весь мир, периодически возникают кризисы перепроизводства. Ну, да ладно, каждому времени — свои проблемы»