Кэтрин Мур - Грядет тьма (сборник)

Рэйли остановил время. Но время все равно идет своим чередом с Эндрю Рэйли. Медленно, но верно любой организм стареет, точно так же как стареет и Комус. Нет уже былой подвижности в суставах, да и ум уже не тот. И даже после смерти Рэйли Комус будет с нами. Комус — это Бог. А его имя всегда означало веселье.

Мне понравилась эта мысль, и я выпил за нее. Вы знаете, друзья мои, с каким отважным кутежом я заключил второй свой брак в доме моем... [2] Омар Хайям «Рубайат».

Старый добрый суровый патерналистский [3] Патернализм — система отношений, при которой власти обеспечивают потребности граждан, а граждане в обмен на это позволяют властям диктовать модели своего поведения — как публичного, так и частного. Комус.

И взял дочь виноградной лозы в свои супруги. [4] Омар Хайям «Рубайат».

Я дремал, когда автобус замедлил ход. Сквозь закрытые веки я ощутил яркий свет. Открыв глаза, я понял, что мы проезжаем через маленький городок. Автобус остановился на перекрестке, и яркое свечение от неоновой рекламы слепило мне глаза. Знаете, что было написано яркими мерцающими буквами? Вот что: Говард и Миранда Рохан. Возрождение картины, переделанной из самой нашей популярной киноленты — «Прекрасная мечтательница».

Даже сквозь похмельный гул в голове я немного удивился. К моему состоянию это не имело никакого отношения. Три года — гораздо бóльший промежуток времени, чем вы думаете. Они потихоньку превратили меня в кого-то другого, и мне уже стало все равно. В последнее время, как я заметил, много старых фильмов претерпело множество изменений. Некоторые из наших с Мирандой, множество зарубежных. Все они, конечно, являются пропагандой — корректировкой общественного мнения — как они это называют. Некоторые переделки вызывают восхищение, а некоторые — отвращение. В «Прекрасной мечтательнице» я спорил с ребятами из Комуса по поводу их заблуждений в восприятии жизни. В те дни мне это сходило с рук. Я был знаменит и находился на вершине славы. За мной стояла половина лучшей театральной команды страны. Мое имя блистало. Мое слово было законом в театре и в кино, правда, в пределах допустимого. Прокатился верхом на гребне волны...

Ну, если Комус начал оживлять старые киноленты, то на это была веская причина. Видимо, его что-то беспокоило. В мире происходило что-то невероятное. И, судя по всему, плохое. Но меня это не касалось. Я снова закрыл глаза, когда автобус начал набирать скорость. Безымянный маленький городок исчез, унося с собой прекрасный и неповторимый образ Миранды в маленькую точку на горизонте, а затем и вовсе исчез.

Подумай о чем-нибудь другом. Думай о Комусе.

Мне больше нравится думать о Комусе. Он такой огромный, что, поднявшись над Землей на много километров, невозможно обозреть его целиком. Это занятие уводит от окружающей меня действительности и заставляет задуматься над чем-то более важным в жизни. Мне нравится парить там, высоко над миром.

Глядя вниз, я могу представить себе Комус, видимый во всех хитросплетениях его жизненных артерий, похожих на паутину, которая касается каждого человека в Соединенных Штатах. Я вижу, как он подмигивает и искрится везде, где его создал человеческий гений. Маленькие потрескивающие импульсы электромагнитной энергии, дающие жизнь сложным машинам, которые управляют Комусом. Чикаго, район Сент-Луиса, с высокими стенами между ними, поднимающимися на километры и километры ввысь, тонкими, как воздух, реальными, как гранит. Внутри них расположился Комус, формирующий общественное мнение среди прочих своих божественных обязанностей. Может быть, разный менталитет населения Балтимора и Сан-Франциско. Это вполне естественно. Полагаю, Комусу виднее.

Итак, мы продолжали трястись и ехать в жаркую ночь. Мои мысли окутывало теплое жужжание автобуса. Быть жнецом не так уж и плохо. Ты ешь. Ты спишь. Ты получаешь виски по очень умеренной цене. Тебе говорят, что делать, и ты делаешь, и все идет довольно стабильно и предсказуемо. Тебе незачем думать о завтрашнем дне. Тебе не о чем заботиться, если бутылка бренди под рукой. Ты катишься по своей наклонной плоскости и находишься в маленьком волшебном мирке, который виски создает вокруг тебя, и стены алкоголя окружают тебя со всех сторон. Внутри них — приятная анестезия. Внутри него также грязь, пыль и дискомфорт. Мне необходимо побриться — щетина неприятно зудела. Но мне было как-то все равно. В маленьком мирке мне это не нужно.

Через некоторое время автобус снова замедлил ход. Мы въезжали в ярко освещенную чистую территорию контрольной станции, и сигнал светофора горел красным, поэтому я догадался, что Комус держит дороги под своим контролем в поисках кого-то или чего-то. Или же он просто хотел провести опрос общественного мнения. С Комусом никогда не знаешь наверняка. Автобус встал в очередь. Я надеялся, что моей бутылки хватит надолго.

Кто-то крикнул:

— Всем выйти из автобуса и построиться. Следуйте за охранником.

Я положил бутылку обратно в карман и зашаркал прочь вместе с остальными. Если я буду вести себя спокойно, то состояние блаженства от выпитого сохранится надолго. Это помогало мне отгородиться от действительности. Когда очередь остановилась, я огляделся.

Здание контрольно-пропускного пункта было большим, ярко освещенным и бросалось в глаза своей помпезностью. Оно, вероятно, было построено в период расцвета правления Рэйли — примерно пятнадцать лет назад, когда впервые появилась мода на вычурность и показную роскошь. Я видел еще более красивые здания, чем это, с более эффектным остеклением и куда более значительными гербами Рэйли в форме щита с монограммой ЭР в неоновом мерцающем обрамлении. Если буквы ЭР просто подразумевают ЭНДРЮ РЭЙЛИ, то это никак не может сделать человека величественнее, чем он есть на самом деле, не так ли?

Свет, отражаемый от цветного остекления окон станции, причудливо освещал шоссе голубым, желтым и фиолетовым цветами, а от входа бил ослепительно белый, ясный свет прожектора и освещал автомобили, в которых охранники продолжали допросы пассажиров. Приглушенная танцевальная музыка оркестра доносилась из какого-то далекого помещения внутри контрольного пункта. Иногда из динамиков, тоже расположенных где-то внутри, через звуки музыки прорывался металлический властный голос Комуса, настоятельно дающий указания из Центра своей далекой подчиненной контрольной станции, на которой находился сейчас я.

На стоянке рядом со станцией находилась пара больших придорожных рекламных плакатов. Надо было видеть, как на них, освещенных разноцветной гаммой от витражей станции, выглядели два или три «Фольксвагена Жука». Назойливая реклама демонстрировала их сногсшибательную проходимость, и у человека, понимающего в машинах, это, как минимум, вызывало снисходительную усмешку. Получалось, что эти малюсенькие монстры могут проехать туда, где застрянет танк. И они, по причине своей легкости, могут пройти даже по траве, почти не оставляя следов. Текст рекламы был изложен с такой ноткой безапелляционности, что не оставлял камня на камне от возражений предполагаемых противников.