Тони Кин - Авраам, Гарри и Джон

Я вылез из кровати и, не одеваясь, прошлепал к окну. В комнате все выглядело совершенно нормальным, но иногда не стоит быть чересчур уверенным. Я раздвинул занавески и выглянул наружу. Улица была на месте. Что ж, значит, это был всего лишь дурной сон. Постараюсь выбросить его из головы. У меня часто бывают такие сны. Не знаю, значат ли они что-нибудь. Надеюсь, что нет.

Я направился к зеркалу, чтобы побриться. Может быть, все это из-за сна, я вправду не уверен, но мне показалось, что в зеркале отразилось лицо незнакомца. Лицо было узкое и худое, над ним виднелся ежик густых, коротко постриженных черных волос. Не сказать, что вид уж очень отталкивающий, подумалось мне, но если долго смотреть в темные, почти черные глаза, возникало чувство, будто заглядываешь в преисподнюю.

«Господи, подумал я, — должно быть, я слишком долго находился с Тимом Лири. Пора приводить свои мозги в порядок».

Я закончил бритье, умылся и оделся в более подходящую для города одежду. Теперь я выглядел молодым прообразом Джона Уэйна из «Стрелка» Дона Сигеля. По правде сказать, мои штаны и куртка больше соответствовали 1870-м, а не 1860-м годам, но я всегда был новатором в области моды.

На улице все были радостны и счастливы. Ли сдался Гранту, и капитуляция последних сил мятежников перед Шерманом ожидалась со дня на день. Проходя по улице, я думал об иронии последующих поколений, которым эти имена будут больше известны как названия танков.

В половине девятого я был у театра Форда на Десятой улице. На афише было написано: «Бенефис! Последнее выступление мисс Лауры Кин» и, ниже: «Знаменитая эксцентрическая комедия Тома Тейлора «Наш американский кузен». Что ж, я попал туда, куда хотел. Я вошел вовнутрь.

Ко мне подошел швейцар.

— У вас есть билет, сэр? — вопрошающе взглянул он на меня.

— Полиция, — объявил я, продемонстрировав ему значок, позаимствованный у Уаэта Ирпа.

На него это произвело должное впечатление.

— Что вам угодно?

— Кое-кто, если я не остановлю его, намеревается убить президента Линкольна.

— Вы шутите?

— Отнюдь.

Он пропустил меня внутрь.

Я встал за портьерой у колонны в проходе бельэтажа. Еще заранее я тщательно изучил ход событий и знал, когда этот парень начнет действовать. В этом и заключается преимущество предотвращения преступлений в прошлом. Я ждал.

Двадцать минут спустя я увидел темноволосого парня, который прошел мимо меня в сторону частных лож. Я узнал его по фотографиям, данным в розыск. Джон Уилкс Бутс.

Я двинулся вслед за ним. Я знал, что в ложе находится президент Соединенных Штатов. Увидев, как Бутс вошел, я бросился к наружной двери. О, черт! Я не успел вломиться туда раньше, чем этот прыткий мерзавец начал свое дело. Пришлось нажать плечом. Со второго удара дверь поддалась. Я услышал, как Бутс воскликнул: «Sic semper tyrannus!»{«Такова участь тиранов!» (лат.)} — обязательно расскажу об этом Биллу Шекспиру, когда увижу его в следующий раз, — и с пистолетом в руке прорвался через внутреннюю дверь.

Проникнув в ложу таким образом, я, конечно, сбил прицел, и первая пуля лишь попала Бутсу в бок. Однако это сбило его выстрел, и он попал Линкольну в плечо. Заряд, который получал Бутс, был нешуточный, парень вполне мог скончаться и от этой раны, но я пустил вторую пулю ему в затылок.

Капли мозга забрызгали Линкольна, его жену и приглашенных особ. Бутс крутанулся на месте и выстрелил в никуда. Он уставился на меня пустыми глазами. Я понял, что он уже почти мертв и не способен причинить вреда кому-либо, и все же выстрелил ему в грудь — так, на всякий случай. Он выпал из ложи вниз и исчез из виду. Внизу он с треском ударился о сцену.

Я выглянул из ложи. Оказалось, что я был неправ, решив, что Бутс никому больше не причинит вреда. Скатившись в оркестровую яму, он упал на какого-то несчастного музыканта.

Авраам Линкольн взглянул на меня. Он был весь в крови, правда, думаю, это была в основном чужая кровь. В его глазах я увидел то благородство духа, о котором читал раньше. Я был рад, что спас ему жизнь.

— Похоже, что мы вновь у вас в долгу, молодой человек.

— Об этом после, господин президент, — проговорил я, отчаянно пытаясь вспомнить, когда же еще я мог ему помочь. Насколько я помнил, мы никогда раньше не встречались, однако теперь я не могу целиком полагаться на свою память. Все же, скорее всего, раньше я ему не помогал. — А сейчас я хочу вывести вас отсюда.

Я не стал показывать ему значок, так как Линкольн вполне мог заметить, что он не настоящий.

Я вывел из ложи президента, его супругу и их гостей — майора Рэтбоуна и мисс Харрис. В театре творился ад кромешный. Возможно, я нервничал из-за утреннего сна, но у меня было ноющее предчувствие, что должно произойти что-то ужасное. А тут еще, как назло, куда-то запропастился охранник Линкольна.

— Рад видеть, что охрана президента, как всегда, бездействует, — проворчал я себе под нос.

— О чем это вы? — спросил Линкольн.

— Не обращайте внимания, это я по поводу Ронни, — ответил я.

Все произошло в фойе. Я был сзади, поэтому увидел лишь, что парень, одетый приблизительно как я, швырнул что-то и бросился бежать. В следующий момент раздался грохот, и меня ослепила вспышка света. Линкольн и его жена приняли основную силу взрыва на себя. Когда я добрался до них, их тела были обожжены до неузнаваемости. Я понял, что какой-то негодяй воспользовался фосфорной гранатой. Мне на ум пришла цитата. В чертовски неподходящее для этого время.

«Можно было бы спасти Линкольна от пули Бутса, только для того, чтобы в фойе его встретил бомбой другой сочувствующий конфедератам». Эти слова скажет в 1962 году Артур Кларк в своей книге «Прообразы будущего».

— Твою мать! — это сказал я в 1865 году в Вашинггоне.

Я повернулся к Рэтбоуну.

— Никому, кроме вице-президента Джонсона, не говорите о том, что произошло. Никто не должен знать о том, что президент мертв! Вы поняли?

Он безвольно кивнул. Не знаю, дошел ли до него смысл моих слов, но мне некогда было торчать на месте. Я распахнул дверь и выскочил на улицу. Увидев убийцу, бегущего к углу улицы, я прицелился и выстрелил ему в спину. На этом его бег закончился.

Я подошел к нему и перевернул его на спину. У него было узкое худое лицо и короткие черные волосы. Смерть закрыла ему глаза, но я знал, что они должны быть темного, почти черного цвета.

— Еще один, черт бы его побрал.

На следующее утро я встретился в Белом Доме с вице-президентом Джонсоном и генералом Улиссом С. Грантом. Джонсон — почему всегда именно Джонсонам достаются такие неприятные дела? — был плотный мужчина с волевым выражением лица, за которым скрывалась слабая натура. У него были седые волосы, поредевшие на макушке, и он постоянно теребил свое обручальное кольцо.