Генри Каттнер - Лучшее. Том 1. Робот-зазнайка

— Ты выйдешь за меня замуж, — отрезал он. — Сядь. Ты выйдешь за меня, даже если мне придется… — Вдруг он запнулся.

— Придется что? — В ее голосе кипел гнев.

Он покачал головой. Его угроза должна остаться в тайне.

«Норман поможет мне, — думал он с холодным ликованием. — Норман найдет выход».

Он только ухмыльнулся вслед девушке, гордо вышедшей из бара.

Целую неделю Фаулер ничего о ней не слышал. Он навел справки об этом самом Барнаби и без особого удивления узнал, что Вероника собирается — если это вообще правда — выйти замуж за юного брокера среднего достатка и средних же способностей. Ничтожество! Фаулер был просто в бешенстве. Они одного поля ягоды и, несомненно, заслуживают друг друга! Но он был все еще одержим Вероникой: она достанется только ему, и никому больше!

Однако ничто не могло изменить ее решения. Зато можно было заставить передумать Барнаби, нужно лишь время. А сейчас Норман трудился над хитроумным устройством, позволяющим воспроизводить любое освещение, — тот розоватый свет в баре так «шел» облику Вероники!

Минула целая неделя, а от Вероники не было никаких вестей. Ничего, не страшно, Фаулер мог позволить себе чуточку подождать. У него были способы держать ее на крючке. А пока он лишь наблюдал и терпеливо ждал своего часа.

Кроме того, у него имелись и другие дела. Уже были готовы к подаче на патент два новых устройства — «Волшебный замок», кодируемый отпечатками пальцев, и «Шлем-парикмахер», способный исполнить любую стрижку и, вероятно, грозящий разорением всем цирюльникам планеты. Однако тяжба по поводу «Головотрона» грозила вылиться в дорогостоящую процедуру, да и Фаулер уже привык жить не по средствам. Далеко не по средствам. Это казалось таким глупым — тратить только то, что получаешь, когда не за горами поистине сказочные богатства.

Дважды он отрывал Нормана от создания иллюзорного светильника, поручая ему мелкие задания из других областей. К тому же Норман сам по себе был большой проблемой.

Работа изнуряла его. Должна была изнурять. Это было необходимостью. Неприятной, но необходимостью. Иногда Фаулеру даже становилось немного неловко от жуткой усталости, сквозившей во взгляде Нормана. Норману приходилось несладко. Но поскольку он не мог выразить свои страдания, Фаулер утешался тем, что говорил себе: мол, это все фантазии больной совести. Легче было отмахнуться от того, что не хотелось видеть, оправдывая себя тем, что «на самом деле все это во благо».

К концу второй недели Фаулер решил больше не дожидаться Вероники. Он купил кольцо с огромным бриллиантом, чья стоимость поразила даже его самого, и в придачу к нему небольшое обручальное колечко с кругом ограненных под изумруды бриллиантиков. И, положив в карман драгоценностей на десять тысяч долларов, он отправился в город, к Веронике домой.

Дверь ему открыл Барнаби.

Как будто со стороны, Фаулер услышал свой голос:

— Э-э… Мисс Вуд дома?

Барнаби ухмыльнулся и покачал головой. Фаулер заранее знал, что ему ответят. Можно было не обращать внимания на дурацкое шестое чувство, которое настойчиво шептало на ушко, но эта глупая, довольная ухмылка может свидетельствовать только об одном. Впрочем, он не дал Барнаби произнести ни слова. Оттолкнув пораженного жениха, Фаулер влетел в квартиру.

— Вероника! — закричал он. — Вероника, ты где?

Она появилась из кухни в фартуке в складочку, на лице ее были написаны одновременно опаска и вызов.

— Кажется, тебя сюда не приглашали, Джон Фаулер, — решительно заявила она.

У него за спиной возник Барнаби и начал было что-то сердито говорить, но девушка, проскользнув мимо Фаулера, успокаивающе взяла Барнаби за руку.

— Мы поженились позавчера, Джон, — сказала она.

С удивлением Фаулер обнаружил, что кровавая пелена ярости — это вовсе не фигуральное выражение. На мгновение эта самая пелена скрыла и комнату, и молодоженов. Он едва мог дышать, настолько сильным было его бешенство.

Он достал из кармана белую бархатную коробочку, открыл и повел ею перед носом Вероники. Жидкое пламя задрожало на мириадах бриллиантовых граней, и на миг зависть проступила на лице Вероники, но потом оно стало твердым под стать алмазу.

— Думаю, тебе лучше уйти, Фаулер, — сказал Барнаби.

И в полной тишине Фаулер вышел.

Теперь в иллюзорном светильнике не было никакой нужды. Для мести понадобится нечто посерьезнее. Норман отложил в сторонку уже готовое устройство и занялся другой проблемой. Ничего страшного, когда-нибудь светильник пригодится. А сейчас в голове Фаулера уже рождались новые идеи.

Воплощение этих идей стоило недешево. Все прикинув и взвесив, Фаулер решил, что настало время выбросить на рынок чудо-окно.

До сих пор он хранил это изобретение про запас. Отчасти, наверное, потому, что опасался последствий. Будучи художником, Фаулер знал, что телепатический проектор может породить новый вид искусства. Здесь таилось столько возможностей…

Но затея с окном провалилась.

Не совсем, конечно. В окне было нечто чудесное, а люди всегда готовы покупать чудеса. Но как далеко это было от мгновенного, невероятного финансового успеха, в котором так уверен был Фаулер!.. Возможно, окно оказалось слишком чудесным. Изобретатели всегда кроются в тени, пока мир не будет готов принять их творение. Мельес [45] Жорж Мельес (1861–1938) — кинопродюсер и режиссер, один из родоначальников французского кино. Работал в кинематографе с 1896-го по 1912 год. Изобретатель стоп-кадра. Картины Мельеса — это по большей части сказки и феерии, изобилующие трюками и тем, что сейчас принято называть спецэффектами. Интересно, что в эпоху черно-белого кино почти все его фильмы были цветными, раскрашенными от руки. А вот о том, чтобы он снимал звуковое кино, киноэнциклопедии не упоминают. Считается, что звуковое кино было изобретено в двадцатых годах двадцатого же века. Либо у Каттнера другие сведения, либо он перепутал звуковое кино с цветным. в Париже начал снимать звуковое кино уже в 1890 году, но тогда это казалось волшебством вдвойне, и изобретение никого не затронуло. Так и телепатический экран — он выглядел чересчур роскошно. К тому же волшебное окно оказалось не таким простым или безопасным, как Фаулер думал. Далеко не все люди обладали достаточно дисциплинированным умом, чтобы создавать по своей воле всяческие картинки. А в качестве общедоступного развлечения окно походило на семейный фильм — воспоминания и мечты других людей невыносимо скучны, пока не увидишь в них себя.

Кроме того, данная диковинка слишком попахивала телепатией, чтобы ей доверяли. Фаулер достаточно давно жил один, а потому забыл о том, насколько опасно выдавать свои мысли другим. На своем окне он мог представлять все, что угодно. Но в обычной семье это невозможно. Попросту невозможно.