Стенли Вейнбаум - Черное пламя [litres]

Обед был превосходным. Коннор сидел слева от Принцессы. Потоки официантов обтекали гостей бесконечным потоком, принося супы, потом рыбу, бомбейскую утку, помпано, дюжину неизвестных яств, дичь – фазанов, лебедей, журавлей и множество других.

Коннор ел жадно. Он попробовал все и только в середине обеда заметил испуганные взгляды толпы, потому что практически он был единственным, кто ел.

– Каким образом я нарушил правила поведения? – спросил он Принцессу.

– Ты должен был есть только те блюда, которые попробовала я, – сообщила она холодно.

– Но я голоден. А ты практически ничего не ела.

Это была правда. Маргарет Урбс лишь прикоснулась к салату и затем тянула вино кубок за кубком.

– Мне хотелось бы помучить этих обжор, – сказала она тихим, но хорошо слышным голосом. – Они раздражают меня.

– Тогда для чего было приходить?

– Каприз.

Он хмыкнул, переведя свое внимание на выступающих. Удивительно талантливый жонглер сменил ловкого фокусника; женщина низким голосом пела сладкие древние мелодии. Изящная пара танцевала адажио на удивительно узком пространстве между столами, акробату удавалось скручивать свое тело под невероятными углами. Выступающие молча входили и выходили. Ни одни всплеск аплодисментов не сопровождал их.

– Невоспитанная публика! – буркнул Коннор.

– Правда? – переспросила Принцесса. – Смотри!

Следующий номер, как ему показалось, был самым худшим в программе. Отталкивающего вида мужчина с дрессированной обезьянкой, которая что-то тарахтела и гримасничала, и делала жалкую попытку танцевать. Но Маргарет Урбс подняла свои великолепные руки и зааплодировала.

Внезапно вокруг разразился гром аплодисментов. Аплодисменты загрохотали в помещении; раздались крики «браво» и изумленный артист застыл посреди бушующей толпы.

– Вот, его будущее обеспечено, – заметила Принцесса. Н'Йорк будет стараться заполучить его и Ч'каго, и Сингапор.

Конферансье объявил:

– Гомеро, Поэт Личностей!

Появился тонколицый уранец в лавровом венке, с классической арфой.

Он кивнул и улыбнулся.

– И кто, леди и джентльмены, это будет? О ком, я должен буду спеть?

– Ее Высочество! – заревела толпа. – Принцесса Урбс!

Гомеро настроил свою арфу и начал бормотать по типу менестреля:

Принцесса? Имя прилагательное и глагол Как передать? Великолепная? Превосходная?

Непревзойденная? Ничто из этого не может передать Живость Урбского Пламени.

Наша Принцесса! Звезды отказываются загораться, Потому что они тускнеют в сравнении с твоими очами, Но если даже и взойдут, их не будет видно из-за блеска глаз Прекрасной Маргарет.

Семь Континентов и океаны, Вращаются по законам Небес.

Что ограничит, упорядочит, или усмирит их бег?

Язык, повторяющий имя – Пламя Урбс!

Аплодисменты, дикие и бурные, вторили певцу. Маргарет опустила глаза и улыбнулась.

– Кто сейчас? – воскликнул Гомеро. – О ком мне спеть?

Неожиданно заговорил Мериме.

О Томе Конноре! – закричал он. – О Томе Конноре, Древнем!

Гомеро, тронул пальцами свою арфу и запел:

Леди и господа, вы делаете мне честь, Давая имя Томаса Коннора, Этот Древний возродился, словно Феникс, Из своей холодной вечной темницы, И снова вернулся в жизнь – и влетел как комета, Из мертвого прошлого в наш мир.

Какой поэт достаточно велик, чтобы воспеть Чудесное пробуждение?

Пусть Золотая наука попытается объяснить это чудо – и попытки ее будут неудачны; И только искусство, воспламененное от Небес, Может мечтать о том, чтобы сама Смерть была побеждена!

– Он превратит это в комплимент в мою честь, – прошептала Маргарет Урбс.

Поэт Личностей пел дальше:

Год за годом стареют твердые мускулы, Все слабее теплящаяся искорка жизни…

До тех пор, пока Принцесса не посмотрит в ту сторону!

И чудо! Холодная и безжизненная глина, Которую не поработят ни Время, ни Смерть, Взорвется триумфом жизни из могилы!

В реве аплодисментов Коннор сидел, изумленный описанием произошедшего с ним. Откуда Гомеро знал? Он обратился с вопросом к Принцессе.

– Я устала от всего этого, – сказала она и встала, чтобы уйти.

Гости поспешно вскочили за ней следом. Она накинула на плечи плащ и направилась к машине.

– Не торопись, – приказала она водителю и повернулась к Коннору.

– Ну? – пробормотала она.

– Интересно. Этот Гомеро – он толковый…

– Ба! Цитировать стихи, сочиненные заранее!

– А как же насчет меня?

– Разве ты не знаешь, что ты был сенсацией на страницах газет и визоров?

– Дьявол! – Коннор был шокирован.

– Этот Гомеро… – сказала она раздраженно. – Когда-то давно я знала Соверна, единственного великого поэта Просвещения, который наполовину серьезно, наполовину в шутку назвал меня Черным Пламенем, единственный человек, за исключением тебя Том Коннор, который смел спокойно смотреть мне в лицо. И однажды, когда он привел меня в ярость, я выгнала его из Урбс. Урбс, который он так любил – и слишком поздно я обнаружила, что его желчь превращается в любовь ко мне.

И потому я призвала его назад, когда пришло ему время умирать, и даже Мартин Сейр не смог спасти его. И умирая он сказал мне… я могу повторить его слова: «Я отомщу, напомнив тебе, что ты тоже человек, а быть человеком

– это значит любить и страдать. Не забывай об этом».

Она замолчала.

– И я не забыла об этом.

– И это правда? – спросил Коннор, внезапно пораженный ее невероятным, огненным, меняющимся характером.

– Я позднее убедилась, что это правда, – пробормотала она и протяжно вздохнула. – Я могу убить, я могу пытать за то страдание, которое ты причинил мне.

Она приоткрыла край плаща, показывая следы его пальцев на своей великолепной шее.

– Я не могу даже перенести саму мысль о насилии по отношению ко мне, а ты совершил надо мной насилие дважды и до сих пор живешь. В тебе заключено какое-то колдовство, Томас Коннор, какая-то насмешливая древняя сила, которая уже умерла в этом мире. Я никогда никого об этом не просила

– но я боюсь тебя и я молю тебя!

Она подалась навстречу ему.

– Поцелуй меня! – прошептала она.

Он засмотрелся на внеземную красоту ее лица и зеленый блеск в ее глазах озадачил его. Холодно он поборол восторг, который словно сеть, опутывал его. Это был другой род пытки, который она обещала ему. Он был уверен в этом.

– Я лучше воздержусь, – заявил он. – Каждый раз, когда я целую тебя, ты смеешься надо мной.

– Но сейчас я не буду смеяться.

– Ты не поймаешь меня снова в ту же ловушку, – сказал он. – Найди другой способ пытки, которой ты грозила. И когда ты будешь готова убить меня за насилие, которое я совершил над тобой, я умру, смеясь над тобой.

– Я простила тебя, – сказала она тихо.