Артур Дойль - Маракотова бездна [litres]

Ужасная драма подходила к концу. Беспредельное море расстилалось над всем материком, – море, на котором не виднелось ни одного живого существа. На его поверхности то там, то тут всплывали трупы людей и животных, обломки, одежда, головные уборы, тюки с товарами, и все это ныряло и носилось в пенистом водовороте. Потом вращение воды стало понемногу стихать. Раскинулась необъятная водная гладь, спокойная и блестящая как ртуть, и мрачное солнце на горизонте скупо освещало могилу некогда блестящей страны.

Рассказ был окончен. Нам не о чем было расспрашивать; догадка, логика и воображение восстановили все пробелы рассказа. Мы представили себе мысленно медленное, но неуклонное опускание Атлантиды в бездны океана среди вулканических конвульсий, воздвигнувших вокруг нее огромные подводные горы. Мы представляли себе государство атлантов, обратившееся теперь в глубочайшее место Атлантического океана. Мы поняли теперь, как сумели беглецы спастись от смерти, как использовали они разнообразные достижения науки, которыми снабдил их гениальный строитель Храма Безопасности, как он обучил их всем наукам и искусствам перед своей смертью, как кучка в пятьдесят – шестьдесят спасшихся атлантов выросла теперь в значительное общество, которое должно было вгрызаться в недра земли, чтобы расширить свою «страну». Целая справочная библиотека не смогла бы проще и подробнее рассказать все это, чем серия картин-мыслей.

Таковы были участь и обстоятельства разрушения древнего государства атлантов.

В отдаленном будущем великий город, возможно, еще раз будет вынесен новым катаклизмом [21]на поверхность земли, и геологи будущего, роясь в каменоломнях, найдут не отпечатки растений, не раковины, а остатки погибшей цивилизации, и следы непонятной им катастрофы древнего мира.

Один лишь пункт оставался несколько неясным: сколько прошло времени с того дня, когда произошла трагедия? Доктор Маракот прибегнул к довольно несовершенному методу для определения даты. Среди множества помещений огромного здания Храма Безопасности была большая пещера, служившая местом погребения вождей атлантов. Здесь, как и в Египте, практиковали мумификацию трупов, и в нишах, по стенам, стояли бесчисленными рядами эти мрачные реликвии прошлого.

Манд гордо указал на одну свободную нишу и дал нам понять, что она заготовлена специально для него.

– Если мы обратимся к родословной европейских правителей, – объяснил нам Маракот профессорским тоном, – то найдем, что они сменялись приблизительно по пять человек в столетие. Эти цифры мы можем применить и в данном случае. Конечно, мы не можем гарантировать абсолютной точности, но приблизительные данные получить нетрудно. Я сосчитал мумии, их больше четырехсот.

– Значит, получается около восьми тысяч лет!

– Правильно. И это вполне совпадает со сведениями Платона. Катастрофа, разумеется, произошла еще до зарождения египетской письменности, а она берет начало между шестью и семью тысячами лет от нашего времени. Да, я думаю, мы имеем право сказать, что наши глаза видели воспроизведенную на экране трагедию, случившуюся не менее восьмидесяти веков назад. Но, разумеется, создание той культуры, следы которой мы находим здесь, само по себе потребовало многих тысячелетий. Таким образом, – закончил он торжественно, – мы расширили горизонт достоверной истории человечества до таких пределов, до каких не доходил ни один человек!

Это случилось приблизительно через месяц после посещения погребенного города. Произошла удивительная, неожиданная история. В то время мы уже думали, что застрахованы от всяких неожиданностей, и ничто больше не сможет нас удивить, но этот факт превзошел все, что могло бы только изобрести наше разгоряченное воображение.

Сканлен известил нас, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Вы должны знать, что к тому времени мы чувствовали себя как дома в огромном здании; мы прекрасно знали расположение комнат, мы присутствовали на концертах атлантов (их музыка очень странна и сложна для нашего уха) и на театральных представлениях, где непонятные нам слова прекрасно пояснялись живыми выразительными жестами, – короче говоря, мы стали членами своеобразной коммуны атлантов. Мы посещали отдельные семьи в их частных помещениях, и наша жизнь – моя, во всяком случае, – была согрета бесконечным гостеприимством этих милых людей, особенно одной милой девушки, чье имя я уже однажды упоминал. Мона была дочерью одного из вождей, и в ее семье я встретил такой теплый и милый прием, который стирал всю существовавшую между нами разницу. А когда дело доходит до нежнейшего из языков, я, право, почти не нахожу больших различий между древней Атлантидой и современной Америкой. Я полагаю, то, что может нравиться массачусетской девушке из Броун-колледжа, понравится и девушке, живущей под водой.

Но вернемся к моменту прихода Сканлена, сообщившего о том, что произошло нечто важное.

– Один из негров, – возбужденно рассказывал Билл, – сейчас ворвался в музыкальный зал в таком исступлении, что забыл снять стеклянный колпак, и несколько минут болтал без толку, пока не понял, что из-за колпака никто его не может понять. Потом он стал что-то бормотать до полного изнеможения, сорвался с места, и все помчались за ним в выходную комнату. Вы как хотите, а я побегу за ними, потому что там, наверно, есть на что посмотреть.

Выбежав в коридор, мы увидели, что атланты бегут по направлению к выходу, оживленно жестикулируя. Присоединившись к ним, мы смешались с толпой и, наскоро надвинув колпаки, помчались по дну океана вслед за возбужденным вестником. Атланты бежали так быстро, что нам нелегко было следовать за ними, но с нами были электрические фонарики, и мы, отстав, все же знали, куда нам направляться.

Дорога тянулась вдоль базальтовых утесов, пока мы не достигли места, откуда начинались ступени, полустертые от многолетнего хождения. По ним мы взобрались на вершину базальтовой скалы. Спустившись с нее, мы очутились в разрушенной деревне, загроможденной осколками скал, сильно затруднявшими передвижение. Пробежав по единственной узкой и извилистой уличке деревни, мы вышли на круглую равнину, блестевшую фосфорическим светом. В центре равнины лежало нечто, при взгляде на которое у меня захватило дух.

Слегка зарывшись в мягкий ил, перед нами лежал на боку большой пароход. Труба его была сбита, грот-мачта тоже сломана почти у самого основания, но в остальном корабль был нетронут и так чист и свеж, словно только что вышел из дока. Мы поспешили обойти кругом него и очутились перед его кормой. Вы можете себе представить, с каким чувством я прочел его название: