Александр Филиппов - Сказка без чудес

А баба Ягода, едва переступив порог, не выдержала, и, поддёрнув юбку, хвастливо показала племяннику отмытую добела ступню с ровненькими, подточенными и вызолоченными ногтями:

— Во, видал? Педи… педикулёз? Нет, не педикулёз называется… Педе…

— …раст! — хмуро подсказал Яков.

— Ну, так, кажется… — неуверенно согласилась старушка.

— Охальник! — с укоризной глянула на бородатого племянника Василиса Митрофановна. И напомнила сестре: — Педикюр!

— Да хоть птеродакль! — отмахнулась та. — Главное, красиво! Я и лака для ногтей себе вот, впрок, прикупила, — продемонстрировала она Глебу Сергеевичу горсть разноцветных пузырьков. — И красненький, и золотой, и даже зелёненький… Василисе тоже ногти и на ногах, и на руках намазали… Вась, покажи!

Но та, неожиданно смутившись, зарделась, словно девчонка, пробормотала сконфуженно:

— Да ладно тебе…

А Яков сплюнул в сердцах:

— Тьфу! Бабы есть бабы! Даже если одна из них — баба Яга!

Как ни странно, но почему-то именно от этой сцены сердце отставного чиновника захолонуло, и он заявил решительно:

— Я с вами поеду. Чего мне одному здесь, в четырёх стенах, куковать? Если вы, конечно, не возражаете…

— Конечно, не возражаем! — подхватила радостно баба Ягода. — Ты только одежонку тёплую прихвати. Лето красное быстро пройдёт. Не успеешь оглянуться — ан зима уж катит в глаза, с морозами да метелями!

А Василиса Митрофановна проницательно улыбнулась:

— А я всё ждала, когда ты об этом скажешь. Хотела предложить — да, чаяла, Глебушка наш сам до того додумается…

В этот раз Глеб Сергеевич собирался в дорогу основательно, понимая подспудно, что вернётся в эту квартиру нескоро. Сложил в горку одежду на все сезоны, даже дублёнку, тёплые, на меху, ботинки и норковую шапку-«обманку» прихватил — вышло два чемодана.

На прощанье подарил комнатные цветы — чайную розу, герань и кактус в пластиковых горшочках Хусаину Ивановичу.

— Ну, как свадьба прошла? — вскользь поинтересовался тот.

Поскольку стараниями Барановской, по поводу истиной причины срыва заседания Законодательного собрания в средства массовой информации не просочилось ни слова, Дымокуров с лёгким сердцем показал большой палец соседу:

— На высшем уровне! Повеселились на славу!

С наступлением ночи баба Ягода, предварительно загрузив ступу кое-какими вещами, гостинцами для Еремея Горыныча, братьев-близнецов и Марии, стартовала с балкона удачно, не побеспокоив соседей, и бесшумно взмыв в непроглядно-чёрное, беззвёздное из-за хронического смога в городе, небо.

…Со странным чувством покидал на следующий день Дымокуров свою квартиру, где после развода с женой прожил в умиротворяющем одиночестве почти четверть века.

У него зародилась и окрепла твёрдая уверенность в том, что расстаётся он со своим комфортным жилищем очень надолго, если не навсегда. И что страницы его предыдущего существования на белом свете дописаны до конца, перевернуты безвозвратно, и пришло время начинать новую главу, содержание которой он пока совершенно не представлял.

Однако, как ни странно, эта неизвестность не тяготила, не тревожила Глеба Сергеевича. Наоборот, возбуждала приятно сознанием того, что в шестьдесят три года жизнь вовсе не кончилась, обещала новые, волнующие, будоражащие воображения впечатления и события.

А это, согласитесь, совсем не то, нежели унылое пенсионное «дожитие» под присмотром органов социального обеспечения престарелых и инвалидов!

Ветер странствий, как принято писать в романах, свежий и ободряющий, ворвался в его квартирёшку несколько дней назад через балконную дверь вместе с бесстрашной лётчицей — бабой Ягодой. Подхватил, понёс отставного чиновника в синею, пахнущую прелой хвоей и грибной сыростью, лесную даль, прочь из душного, провонявшего выхлопными газами, перенаселённого и постылого, города!

В родовое имение Глеб Сергеевич с родственниками отправился рано утром, едва рассвело.

Водитель заказанной по этому случаю «Газели», разглядев огромного медведя в числе пассажиров, тяжко вздохнув, промолчал — всяких, судя по всему, навидался клиентов.

Василису Митрофановну, как матрону почтенного возраста, усадили впереди, рядом с шофёром.

Глеб Сергеевич, Яков с Потапычем разместились в салоне, заставив пространство между сиденьями дорожным скарбом: чемоданами Дымокурова, сумками с обновами тётушек и даже ящиком с новым электронасосом для перекачки воды из колодца, купленным по наказу Еремея Горыныча.

Потапыч, тоже не оставшийся без подарка — для него был приобретён целый мешок импортного, высококалорийного и витаминизированного собачьего корма, дремал всю дорогу, положив голову Якову на колени.

Ехали молча, думая каждый о своём.

Глеб Сергеевич, например, с неожиданным для себя, едва сдерживаемым ликованием и азартом, размышлял о том, что очередную схватку за сохранность Заповедного бора они, похоже, и на этот раз выиграли. Надолго ли? С учётом неторопливости и неповоротливости государственной административной системы, возможно, на несколько лет. А там, глядишь, и усадьбу в реликтовом лесном массиве с помощью ловких адвокатов узаконят, и жизнь в ней потянется так же неторопливо, как и прежде, ещё долгие годы… Насколько долгие? Может быть, целый век. А может, тысячелетие…

Впрочем, так далеко Дымокуров, с учётом своего пенсионного возраста, не заглядывал…

Неожиданно он вспомнил, что, собираясь, не захватил с собой никакие лекарства. Ни прописанных доктором таблеток от повышенного артериального давления, ни сердечных капель — «Корвалол». Пузырёк с ними так и остался стоять на прикроватной тумбочке в спальной.

Более того, за всё время пребывания в его доме гостей, находясь в хлопотах, Глеб Сергеевич не пил вообще никаких лекарств. И чувствовал себя, несмотря на усталость, постоянную нервотрёпку и круговерть последних дней, вполне удовлетворительно.

…Бор встретил подуставших путешественников долгожданной тишиной и прохладой. Когда «Газель», миновав сомлевшее, разнежившееся под полуденным зноем село Колобродово, нырнула на узкую грунтовую дорогу, петляющую под сенью вековых сосен, пассажиры повеселели. Даже Потапыч проснулся, и закрутил башкой, щенячьим повизгиванием встречая родные места.

На площадке перед усадьбой все шумно выгрузились, выволокли из салона чемоданы, ящики, сумки.

Водитель, отказавшись от радушного предложения отобедать, заторопился обратно, в областной центр, где его, конечно же, ждали неотложные дела и пустопорожняя беготня в беличьем колесе, которую так ловко умеет устраивать для своих обитателей любой мегаполис.

Рассчитавшись за поездку, Глеб Сергеевич на прощанье посмотрел на него с сожалением.