Александр Филиппов - Сказка без чудес

Барановская, не прерывая и не оправдываясь, слушала внимательно, покусывая пухлую губку, а гость в чёрном резал правду-матку, с которой, как ни крути, приходилось соглашаться.

— Завтра… нет, вероятнее всего, послезавтра, когда официально, по всем информационным каналам, будет объявлено об отставке губернатора Южно-Уральской области, и молите бога, что бы ни с формулировкой «за утрату доверия», президент назначит нового исполняющего обязанности главы региона. Не исключено, что того же депутата Государственной думы Карасонова. А что? Он молодой технократ, вхож в высшие круги власти. А ведь вы ему, углядев в нём главного конкурента Курганова на выборах губернатора несколько лет назад, изрядно крови попортили! Угадайте с первого раза, как этот Карасонов, вступив в должность, лично с вами поступит?

Надежда Игоревна, найдя в себе силы, гордо вскинула подбородок, усмехнулась высокомерно — мол, тоже мне, напугали! Не пропаду!

Однако улыбка вышла какой-то кривой, жалкой, да и губы подрагивали предательски, а в уголках глаз блеснули скатившиеся некстати слезинки.

А Люций Гемулович добивал вице-губернатора беспощадно:

— Вас не просто вышибут в два счёта из этого мягкого, согретого теплом вашего жаркого тела, кресла. С большой долей вероятности, против вас возбудят ещё и уголовные дела. Сами понимаете — был бы человек, а статья найдётся! А дальше, — увлечённо блестя очками, вещал советник полпреда, — получив соответствующую команду, «силовики» вцепятся намертво. Начнутся повальные обыски и у вас дома, и прежде всего вот здесь, на рабочем месте. Выемка документов, изъятие опечатанных компьютеров. Следователи в самые первые дни, когда свежи ещё будут воспоминания о вашем прежнем статусе, начнут разговаривать с вами вежливо. Потом, со временем, всё резче и резче. И однажды, после очередного допроса, вас выведут из кабинета следователя уже в наручниках. Отвезут в автозаке, в зарешеченной клетке, в следственный изолятор. И водворят в одну камеру со старыми зечками, татуированным отребьем, с нарушенной в результате многолетней изоляции от мужского общества сексуальной ориентацией…

Помолчав, и дав возможность вице-губернатору во всей полноте представить картину грядущего грехопадения, завершил монолог совсем уж безжалостно:

— Таким образом, вы, Надежда Игоревна, словно боевой конь почившего в бозе полководца, будете похоронены ритуально в одной могиле со своим визави-губернатором. Вчерашние лизоблюды, стремясь потрафить новому начальству, нанесут на эту братскую могилу много мусора. И никакой ветер истории никогда не развеет его!

И тут Барановская не сдержалась всё-таки, стукнула по столу кулачком, побелев от гнева лицом:

— Вы… вы что себе позволяете?! Что за ахинею вы мне плетёте?! Про арест, сокамерниц нетрадиционной ориентации… Сам, твою мать, педрила несчастный!

Однако Люций Гемулович на вспышку собеседницы отреагировал неожиданным образом.

Он захохотал — мелким, квакающим, но искренним смехом. Хохотал так, что голова его затряслась, запрыгала на затылке седая косичка, зеркальные очки чуть не слетели с носа, и ему пришлось придерживать дужки пальцами, затянутыми в чёрные, мягкой кожи, перчатки.

— Ох, Надежда Игоревна, голубушка, уважили, повеселили, — молвил он с лёгкой одышкой сквозь смех, продолжая тонко, по-бабьи, всхлипывать. — Выпустили коготки, показали волю, характер… как раз то, что нам нужно!

Барановская, только что оскорбившая советника полпреда, и сжёгшая таким образом, как думала она, за собой все мосты, выпустив пар и пригасив гнев, поинтересовалась уже другим тоном, прищурившись подозрительно, с усмешкой человека, которому терять нечего:

— Кому это — вам?

Люций Гемулович, посерьёзнев мгновенно лицом, и даже сняв солнцезащитные очки, глянул пронзительно на вице-губернатора своими рубиновыми глазами.

— Прежде всего, нам — с Президентом России. Ну и народу, страдающему от некомпетентных, безвольных, безынициативных руководителей территорий.

— Вам… — хмыкнула, пожав плечами, Надежда Игоревна. — Где вы, а где Президент…

— Не так уж далеко, как вы полагаете, — учтиво склонил белобрысую голову советник полпреда. — Можно даже и так сказать: в моём лице он в данную минуту находится здесь. Точнее, я, его доверенное лицо, нахожусь сейчас здесь по его поручению.

«… Вот те на…» — Барановскую чуть удар не хватил. — «Это ж надо было так нелепо подставиться! Выйти из себя, сцепиться, и с кем?! С особо доверенным лицом главы государства?!»

В том, что Люций Гемулович не врёт, она почему-то не сомневалась. До неё, чиновницы, пусть и высокопоставленной, но всё-таки провинциального уровня, иногда доходили слухи о кремлёвских интригах, «войне башен», «равноудалённых» и особо приближённых к президенту страны персонах, среди которых порой встречались самые странные, экстравагантные личности. А потому и не удивилась тому, что и этот, красноглазый, оказывается, из них…

К тому же чувствовалась, чувствовалась в этом типе какая-то потаённая, безмерная, потусторонняя сила, непостижимые для обычного человека, секретные знания, самоуверенность, граничащая с наглостью, непозволительная для простых смертных…

Нарвалась, дура!

Тайный советник вождя!

А Люций Гемулович продолжал вещать вполголоса, размеренно, сухо, словно костяшки домино поочерёдно на стол перед собою выкладывал:

— Я пребываю в данный момент здесь по заданию главы государства с тем, чтобы определиться с будущей кандидатурой губернатора Южно-Уральской области…

— И?! — задохнулась от волнения Барановская.

— И вы, Надежда Игоревна, по основным критериям нам вполне подходите.

Сказал, и тем самым вогнал собеседницу в ступор.

А в это время Курганов уже прилетел в Москву.

В аэропорту Домодедово его встретил водитель постпредства правительства Южно-Уральской области в столице — пожилой, улыбчивый афганец с золотыми коронками на передних зубах.

Рассказывали, что этот старик был некогда министром транспорта республики Афганистан при режиме Наджибуллы, удрал вовремя вместе с покидавшими раздираемое войной государство советскими войсками, обосновался в Москве, и теперь при всякой встрече напоминал собою губернатору о бренности славы, почёта, и высоких постов.

Впрочем, водителем он был отменным — привык, видать, ещё в молодости гонять по родимому бездорожью под обстрелом и визгом пуль.

Само постоянное представительство, несмотря на громкое официальное название, было на поверку скромным двухэтажным домиком дореволюционной постройки, чудом сохранившимся в пределах Садового кольца, с выгороженным высоким каменным забором двориком, прочными, закрытыми вечно наглухо воротами, и малым штатом, состоящим из уже упомянутого водителя, двух горничных и поварихи.