Александр Филиппов - Сказка без чудес

И на утренних смотринах невесты Соломона — девушки и впрямь редкостной красоты, и столь же выдающихся, Василиса Митрофановна сразу почувствовала это, душевных качеств, сидела, ёрзая, как на иголках, вяло поддерживала разговор, рискуя показаться невежливой и равнодушной. А сама размышляла неотрывно, что следует предпринять в такой ситуации, как спасать реликтовый лес?

Прежде всего, прямо сейчас, используя ментальную силу всех, находившихся в доме, следовало провести обряд вызывания дождя. Однако для того, чтобы редкие белесые облака сошлись в чёрные грозовые тучи и низверглись на бор спасительным дождём, требовалось время.

Часа три-четыре при благоприятном состоянии атмосферы.

А оно вовсе небыло благоприятным. Едва ли не на тысячу километров кругом раскинулся, завис над Предуральем, иссушающий, не сулящей ни капли влаги, антициклон. Принёсший с собой безоблачное небо, палящее солнце, давящую жару.

В такую пору сосновые, пропитанные янтарной смолою леса, вспыхивают, как порох, и горят бездымно почти, словно спички.

Кое-как соблюдя приличия, Василиса Митрофановна дождалась окончания трапезы, и в этот миг в дом полетели бутылки!

И надо было первоочерёдно спасать уже усадьбу, да ещё под выстрелами невидимых нападавших!

То, что Яков, Семён и Соломон, да и вечно отиравшийся неподалёку Потапыч, справятся с налётчиками, не вызывало у Василисы Митрофановны ни малейших сомнений.

А вот с упырём, чьё присутствие она тоже отчётливо ощущала, повозиться придётся.

И здесь вся надежда была на Еремея Горыныча, не в первый раз вступавшего в схватку с главным ненавистником Заповедного бора.

А вот трансформация, случившаяся с племянником, принявшим самое деятельное участие в развернувшемся в небе сражении, поразила приятно.

Не зря, не зря, подозревала она в Глебушке эти, а возможно, и другие, доставшиеся ему от отца по наследству, столь же уникальные, и скрытые до поры, способности!

Вдвоём они мигом упыря обуздали, прогнали, изрядно подпалив тому крылья.

Да и невеста на высоте оказалась!

Не дрогнула, не испугалась, не заголосила заполошно по-бабьи, а вступила бесстрашно в перестрелку с бандитами, позволив близнецам с дядькой осуществить задуманный обходной маневр.

Через несколько минут битва и на земле, и в воздухе закончилась.

Упырь упорхнул, троих забрасывавших дом бутылками с зажигательной смесью супостатов, Яков с братьями вывели из леса, отобрав ружья и запасы горючего, усадили на корточки во дворе — побитых, с исцарапанными о колючие ветви, испуганными физиономиями.

Последнего, визжавшего по-поросячьи от ужаса, как выяснилось чуть позже, главаря, прикатил, толкая перед собой, перекидывая с лапы на лапу, словно гигантского колобка, Потапыч.

Тут и отец Лизы, полицейский полковник, подоспевший в разгар сражения, сгодился.

— Граждане бандиты! — объявил он громогласно, прохаживаясь вдоль помятых, выглядевших довольно жалко, и казавшихся сейчас совсем не опасными, преступников. — Вы задержаны за вооружённое нападение, незаконное ношение огнестрельного оружия, умышленный поджог и покушение на убийство! Прошу следовать за мной! — и пояснил сгрудившимся вокруг обитателям усадьбы: — Сейчас я их в машине в клетке запру. Потом доставлю в отделение, там разберёмся…

Однако тут выступил вперёд Яков:

— Погодь, служивый. Не ты их задерживал. А значит, не тебе и судьбу их решать. И хотя эти, — пренебрежительно кивнул он в сторону бандитов, — не пацаны, а суки куморылые, небыло случая, чтобы Яша Лесной братву ментам сдавал! — И скомандовал: — Ну-ка, встали быстро! Баба Ягода, — обратился он к тётушке, — выдай им вёдра. Поставь их в ряд от дома и до колодца. Пусть воду набирают и по цепочке передают. Хата-то горит! Будем пожар тушить. А Потапыч присмотрит, чтобы ни один из них не сбежал. От общественно-полезного труда, так сказать, не уклонился!

Перегудов подумал с минуту. И махнул рукой, соглашаясь:

— И то, правда. Сами подожгли — пусть сами и тушат! Я ими потом займусь. — И, углядев рядом опалённого, с перепачканным копотью лицом, в разорванной в клочья одежде, Еремея Горыныча, не удержавшись, похвалил восхищённо: — Ну, ты, сват, и даёшь! Отличный у тебя лётный костюмчик. Дашь примерить? Может, и я, эдак-то, в небеса полететь смогу?

При этом глаза полицейского поблескивали тревожно и вопросительно. Видно было, что в существование некоего спецкостюма, технического приспособления, вполне вероятно, секретного даже, с помощью которого можно летать, поверить ему было гораздо проще, чем в какую-то немыслимую, невозможную «генетическую трансформацию».

Еремей Горыныч не возражал:

— Обязательно полетаем! — а потом призвал озабоченно: — Всё, хватит разводить тары-бары! Давайте дом тушить. Вон, как крыша-то уже занялась!

И впрямь, если огонь во внутренних помещениях усадьбы Марии с бабой Ягодой, ещё удалось загасить, то кровля полыхала вовсю. В наступившей внезапно тишине отчётливо слышно было, как трещит пламя, охватившее высушенные временем доски и брёвна стропил, сизый дым опять заволок небо, закрыл солнце, и во дворе стало сумрачно.

Между тем полковник, командуя, уже расставил понурых пленников цепью от колодца до дома, и они принялись покорно передавать друг другу вёдра, наполненные до краёв, стараясь не расплескать.

Больше других суетился их главарь, Вася Копчёный.

Он тоже втиснулся в общий ряд, покрикивая на своих подельников:

— Давай, давай, не зевай! — и заискивающе оглядывался то на Якова, то, опасливо, в сторону Потапыча, который расселся тут же, поддавшись общей тревоге, вертел башкой, и порыкивал, раскрывая слюнявую клыкастую пасть.

Соломон и Семён уже притащили откуда-то длинную деревянную лестницу, прислонили её к стене дома, и, забравшись на крышу, орудовали баграми, принимали вёдра, и выплёскивали их на огонь.

Никто не остался без дела.

Василиса Митрофановна прихватила за руку Глеба Сергеевича, который тоже метнулся, было, в горящий дом — переодеться для начала — его очень смущали лохмотья, в которые превратилась одежда.

Он был явно ошарашен случившимся — и нападением внезапным, и пожаром, и неиспытанной ранее произошедшей с ним трансформацией, которая кого угодно, тётушка это понимала прекрасно, способна напугать до обморока.

Вот и племянник то и дело посматривал на свои руки, ощупывал бока, лицо, будто не веря, что приключившиеся с ним перемены прошли без следа.

— Стой здесь! — распорядилась тётушка, и позвала громко: — Еремей Горыныч! Баба Ягода! Идите ко мне! Будем дождь вызывать!

И пристукнула по земле неразлучным посохом с серебряным набалдашником.

А потом встала посреди двора, не обращая внимания на всеобщую суету и треск пламени, приказала сбежавшимся на её призыв домочадцам: