Эдуард Геворкян - Времена негодяев

Виктор стиснул зубы от бессильного гнева, наблюдая, как один за другим вспыхивают крылья, разваливаются и, крутясь, падают на берег. Двое из летунов освободились в воздухе от обломков и, раскинув руки, взмыли вверх, развернулись и понеслись на Бастион. Ожила еще одна амбразура, и еле видные снизу фигурки перечеркнула пулеметная трасса. Виктор закрыл глаза. Но он словно воочию видел, как острые пули впиваются в людей, иссекают тела, вырывая кусок за куском, но маги еще живы, не так-то просто убить носителя силы, но вот уже металла в них больше, чем живой плоти, и в черные стены Бастиона врезается нечто бесформенное и бездыханное…

— К зеркалам! — проревел маг с красным кушаком.

Виктор так и не узнал, как его зовут. Маги таят свои имена. Вот и этот растратится безымянным.

Залегшие у колонн маги собрались у зеркал.

— Бейте в низ, в основание! — крикнул им Виктор.

И снова рокочущее пение, гул и после выкрикнутого хором многосложного слова с тугим шипением возник шар и метнулся к Бастиону.

Второй удар магического огня выжег изрядный кусок берега перед замком. Дружинники радостно завопили. Но Виктор не обольщался, он не был уверен, что у магов хватит сил расточить берег настолько, чтобы опрокинуть в реку черную твердыню.

Засевшие в Бастионе сообразили, откуда исходит угроза. Со зверским уханьем разорвались снаряды, осыпав стадион градом острых стальных пластинок, пулеметные очереди не давали поднять головы, и пару раз для острастки пыхнули лазером по колоннам. Дружинники забились в щели и рвы между руинами трибун, коней успели увести еще до начала атаки. Сверху было видно, как несколько растерявшихся бойцов мечутся по заросшему густой травой полю. Один упал, двое подскочили к нему и потащили за ноги к трибунам.

Маги же, наоборот, взбежали на стены и, озверев от потерь, встали насмерть. Первая линия держала защиту — они уводили снаряды и пули, а лучи словно отражались от невидимых зеркал. Потери магов были велики — то один, то другой, обессилев, хватался кто за голову, кто за сердце и падал лицом вниз. На их место вставали другие.

Иван прикрывал Виктора, широко раскинув руки. Между ладонями, казалось, струится легкое марево. Три пули одна за другой с визгом ушли вверх. Виктор знал, что маг отвел их, но благодарности не испытывал каждый делает свое дело. И еще он подумал — чем больше снарядов и пуль изведут защитники Бастиона на магов, тем меньше их достанется бойцам. Он даже устыдился своей мысли; глупо, скоро большой поход, маги нужны будут позарез, а он тешит свою неприязнь.

Между тем битва разгорелась нешуточная. Маги посылали огонь за огнем, медленно, но неотвратимо выжигая берег, а цитадель отвечала все усиливающейся пальбой. Часть колонн была снесена, снаряды дробили бетон трибун, сквозь огромные проломы лучевые удары подожгли какую-то труху на противоположной стороне стадиона. Едкая гарь поплыла над полем.

Воздух дрожал и струился, там, где отраженные лучи били в воду, взбухали облака пара, визг и грохот сливались с криками магов и шипением огненных шаров в грозную мелодию.

Тучи над рекой рассеялись, распались на лохматые клочья, а те словно обрамили проем. Полыхнуло солнце, и многим дружинникам в этот миг показалось, что и наверху идет битва, словно дым и пламень земной отразились в небесах и там пошли новой круговертью.

А Виктор мучительно вспоминал, когда же он видел нечто подобное высокий треугольник, только не черный, а ярко-зеленый, и тоже весь сверкает, переливается разноцветными огнями, совершенно не опасными и даже, наоборот, связанными с радостью, с праздником. Это было очень давно, кажется, у него были тогда отец и мать… «Да это же елка!» — вспомнил он и удивился. О детстве своем ничего не помнил, все начисто забыл еще до того, как попал в банду Борова. А вот сейчас — надо же! Он попытался вспомнить отца и мать. Ничего не вышло. В памяти закружились лица знакомые и незнакомые, потом всплыли Ксения, Сармат, мелькнул и исчез Месроп…

Он тряхнул головой, отгоняя неуместные мысли. Слабо улыбнулся вместо того, чтобы героически возглавить битву, маршал предается воспоминаниям. Знали бы бойцы!

Вдруг его пронзило знакомое чувство неестественности происходящего. Он никак не мог преодолеть отстраненность. Словно перед экраном заработавшего видео смотрит очередной сериал с пальбой и кровищей. И поэтому на секунду даже растерялся, когда внезапно наступила тишина.

Бастион прекратил огонь. Еще не растратившие силу маги повалились на плиты, переводя дыхание.

Иван уронил руки и сел на обломок бетона.

Снизу доносились стоны, крики. Дружинники зашевелились, короткими перебежками собрались под навесами у проходов, быстро связали носилки и унесли раненых.

Бастион молчал. Устоявшие маги, немного передохнув, вернулись на свои позиции. Мага с красным кушаком среди них не было. «Растратился», — почти равнодушно подумал Виктор.

Минута шла за минутой, маги ждали от него сигнала, а он стоял за колонной и не отрывал глаз от того берега.

— Надо что-то делать, — еле слышно пробормотал за спиной Богдан.

Виктор не удостоил его ни словом, ни взглядом. Молодой еще. Когда-нибудь поймет, что высшее искусство воина проявляется в том, чтобы ждать, не мешая року творить свои дела.

Он знал, он был уверен, что предчувствия, в отличие от людей, не обманывают. Все вот-вот закончится, и закончится благополучно, драка за Бастион всего лишь эпизод, главное начнется потом, позже.

И он почти не удивился, даже не вздрогнул, когда красная трещина с сухим грохотом расколола черный треугольник Бастиона, а миг спустя на его месте выросло огненное дерево.

— Ффу! — только и сказал Богдан, придя в себя. — Вот и конец.

— Ты так полагаешь? — с иронией спросил Виктор.

Шатры натянули поверх уцелевших стен. Город обезлюдел давно. Судя по зарослям и редким проплешинам, в немногие уцелевшие дома никто не заходил лет пять или шесть. Кирпичная кладка выщерблена, плесень выела штукатурку, бетонные плиты — как решето.

Большая поляна, наверно, когда-то была площадью. В центре ее из кустов выпирал толстый столб-постамент, на нем густо увитая плющом фигура вздела руки к небу.

Крепежные кольца насадили на эти увитые руки, взялись за тросы и с гиканьем втащили брезентовые полотнища.

Не прошло и получаса, как задымили кухни, вестовые забегали между сотнями, со стороны подошедших обозов пошел смех и крик, те, у кого еще доставало сил, любезничали с кухарками и дразнили коноводов.

В небе громыхнуло, ветер дернул полотнища, вздул и снова отпустил. Зашелестел дождь. Кашевары второй тысячи, не дожидаясь подмоги, впряглись в кухни и оттащили их от края, чтоб не заливало. Из прорех немного лило, но на такую ерунду никто не обращал внимания.