Эдуард Геворкян - Темная гора

— В воду его? — спросил Арет деловито.

— Не сейчас, пусть хоть остынет! — возразил Медон.

— Не оставлять же здесь! Бери за ноги, перенесем в тот конец.

Арет и Медон подняли отяжелевшее тело и отнесли его в помещение с зубчатыми колесами. Уложили его на лоток и, согнувшись, чтобы не расшибить головы, попятились обратно.

На палубе в это время Филотий и Полит развели костер — ночью в железной утробе было холодно. Базилей роздал всем по кусочку вяленого мяса. После скудной трапезы он долго о чем-то шептался с Калипсо. Полит с надеждой поглядывал на нимфу, он ждал, что она сейчас призовет на помощь какое-либо дружественное божество, которое вызволит их отсюда, а заодно и накормит пристойно. Проснувшийся Ахеменид весело сказал, что теперь ему значительно лучше, а потом, выругавшись тихо, принялся шарить вокруг себя и требовать свой посох.

Медон, брезгливо разглядывая доставшийся ему кусок, ногой подтолкнул к слепому его посох, а сам попытался укусить мясо, но чуть зуб не сломал. А когда ухватился покрепче, то так и замер с открытым ртом — он увидел, как в круглой башне, что возвышалась посередине корабля, открылась дверца и оттуда вышел Арет. Перестав шептаться, базилей и Калипсо направились к башне, и Медон, выплюнув мясо, последовал за ними.

В небольшом темном помещении из пола выступал короб, а из него торчали в два ряда железные палки разной длины. Базилей осторожно потрогал их — к его удивлению, одни легко продвигались вперед и назад, другие не удалось даже пошевелить. Из стен тоже выступали рычажки — поменьше. Арет дернул за ближний, и тут все подскочили на месте — в стенах с лязгом отвалились узкие полосы, открыв смотровые щели.

— Искусная механика, видно, не хуже Гефеста был мастер, — сказал Одиссей.

Калипсо рукой смела пыль с высокого сиденья, которое возвышалось перед рычагами, и Медон увидел, что на спинке его вырезана надпись. В его собрании рукописей много было не только списков, папирусов и дощечек на языках знакомых, но попадались и письмена неизвестные. Такие он не встречал ни разу — буквы или знаки, обозначающие слова, были разной величины, одни походили на рисунки, другие на невесть что, и шли они по спирали. Хотел он спросить, не знаком ли кому этот язык, но заметил, что пальцем Калипсо ведет по спирали и губами беззвучно шевелит.

— Надпись гласит, — сказала она, — вот о чем: «Здесь место управителя быстрого „Харраба“, враги — трепещите». Стало быть, имя судну — «Харраб», а отсюда кормчий его направлял.

— Нам-то как с ним управиться? — Одиссей почесал бровь и задумчиво подергал рычаги. — Нет парусов, даже мачты и то нет убогой.

Скрежетнули под палубой тросы, но корабль и не шелохнулся. Только в темном помещении, где недвижное тело Перифета лежало, в жерле бочки железной раздались щелчки. Осыпались легкими нитями странные клубки, забившие ее нутро. Часть этих нитей коснулись холодной щеки мертвеца, и в тот же миг маленькими, невидимыми глазу иглами ощетинились они и впились в его плоть. Быстро нити разбухли, и вскоре еще потянулась из жерла мохнатая пряжа. Если бы кто из путешественников зашел тогда в кормовое помещение, то мог бы обезуметь от страха — Перифет словно ожил и весь в одеянии из мха вползает в отверстие, там исчезая.

Тем временем базилей спустился по лесенке в нижнее помещение. В полутьме он разглядел изглоданное временем деревянное ложе, от которого сохранился лишь остов, пыльной трухой исходивший от малейшего прикосновения. У изголовья, рядом с полусгнившим валиком, что-то поблескивало — просеяв гниль между пальцев, Одиссей увидел в своей ладони золотые нити. Задумался он над остатками златопряжи, и пришла ему на ум догадка — не простым мореплавателем был владелец «Харраба», а властителем сильным. И еще он вспомнил, что такие ковры лишь богам и прислужникам их подобают, ну и нимфам, что милостями их пользуются. Видел он золотую пряжу во дворце коварной Цирцеи: стоит засмотреться на бесконечную игру хитрых узоров — и разум твой открыт для речей убеждающих. И еще он вспомнил, горько при этом вздохнув, сколь прекрасен был ковер в доме Калипсо, на котором с детьми он своими играл.

Поднявшись в башню, базилей велел увести детей и слепого в нижнее помещение, а потом поведал Калипсо о том, что увидел внизу.

Нахмурила лоб свой прекрасная нимфа, но промолчала. Потом указала на штыри:

— Вот на этих двух выбиты знаки движения вперед и назад, эти — вправо и влево, а с этим вот я пока не разобралась, их лучше не трогать.

— Знать бы, какая сила им движет, — мечтательно протянул Арет и слегка поддал носком сандалия один из рычагов.

Корабль содрогнулся — так показалось им всем, а Полит ухватился невольно за первый попавшийся рычаг — и корабль в движение пришел.

Выскочили все на палубу и увидели, как медленно выползает его корма из дыры в горе, и что-то сильно плещется там, позади. Рот открыл Арет, но молча повел языком по пересохшим губам. Лишь Одиссей, руку на меч положив, прошел на корму и, за борт ухватившись, вниз посмотрел. За базилеем последовал Медон, тут подошел и Полит, страха своего устыдившись. Увидел он, как мельница, что неуместна была кораблю, вращается, вспенивая воду.

Вернувшись к башне, базилей недрогнувшим голосом сказал:

— Вот и явила себя та сила, что корабль в движение приводит. Мы же воспользуемся этим.

— Самое время! — перебила его Калипсо, протянув руку вперед. — Еще немного, и мы ударимся о камни.

И впрямь, корабль хоть и неспешно, но неумолимо шел прямо на скалы, что в полутора стадиях из воды торчали. Выругался Филотий и спросил, где у этого проклятого корабля весло рулевое.

— Здесь не веслом, а рычагами надо ворочать, — отозвался базилей.

— Ну так где рычаги эти? — нетерпеливо вскричал Филотий.

Они вернулись все в башню. Калипсо указала на нужные штыри, и старый кормчий взялся за них. Судно, поерзав немного, вскоре стало послушным. Развернувшись в бухте носом к проходу, Филотий спросил, как остановить корабль или, напротив, ходу прибавить?

Калипсо лишь руками развела и сказала, что не все еще знаки прочла и лучше, не зная, не трогать.

— Тогда нам и нечего ждать, — сказал мореход и, спросив взглядом у базилея дозволения, двинул корабль вперед.

Чавкала мельница сзади, толкая судно вперед, хныкал внизу Латин, бубнил что-то Ахеменид, утешая, а Лавиния тонким голоском затянула веселую песню о пастухе и пастушке. Из прорезей в башне видно было, как сужаются берега, надвигаются скалы.

— Этот корабль пошире будет нашего «Арейона», — заметил опасливо Медон.

— Зато без весел! — отрезал Филотий.

Медон хотел было сказать, что на веслах они шли быстрее, но взглянул на кормчего и смолчал. Руки Филотия вцепились мертвой хваткой в рычаги, жилы вздулись на лбу, а прищуренные глаза не отрывались от бойниц. Арет и базилей встали за его спиной, чтобы не закрывать собой прорези в башне. Пару раз визгливо терся бортами корабль о скалы, но выдержало железо. Так они шли, протока за протокой.