Эдуард Геворкян - Темная гора

— Мне удалось лишь краем уха слышать странный разговор. Будто бы на Кхаанабоне все растения образуют некое существо, которое рвалось овладеть тайной перемещений. И почти достигло своей цели, да только мы ему помешали.

Вот оно что! Значит, все эти травинки да веточки составляли чудовище, которое норовило убить нас. Вот была бы потеха, если бы оно успело создать свою звездную машину! Я представил себе, как в мирах, заселенных людьми, возникают пирамиды, сплетенные из ветвей, прутьев, корневищ, как мгновенно их отростки вонзаются в возделанную почву, неудержимой волной распространяясь во все стороны, а люди превращаются в прыгучих лемуров или во что-то иное…

Я рассказал наставнику о картине, что возникла передо мной. Он тонко улыбнулся и сказал:

— Страх просвещенного мужа достойнее отваги неуча. Но ведь и люди-то не лучше!

— Что ты имеешь в виду?

— Жизнь человека коротка. Но все же лет сто двадцать или сто пятьдесят нам отпущено, болезни встречаются редко, чадородие приветствуется, поэтому купели никогда не бывают пустыми. Где же все эти люди? Я не силен в подсчетах, но однажды Сепух объяснил мне, что если бы не переселения — каждый день, каждый час, — то на Земле все стояли бы, тесно прижавшись друг к другу. Человеческая волна захлестывает миры один из другим, и все это во имя того, чтобы жить нам было удобно и привольно…

— Я не знал об этом!

— А как бы ты узнал? От кого? Аэды и рапсоды поют лишь дозволенное либо же разносят сплетни в пределах города или нескольких поселений. Искусство быстрого изготовления списков под запретом. Ну а тем, кто переселяется, уже нет дела до тех, кто остается.

— Скажи мне, почему Сепух и те, кто был с ним, попросту не вошли в группу переселенцев? Не было бы тогда нужды… ну, ты понимаешь!

— Мы свободны в своих решениях, — грустно ответил Линь. — Сепух выбрал одно, я другое, есть еще третьи, которых истины Великого Господина толкают на дела загадочные, непонятные. Однако мне пора!

Он кивнул и ушел. Его слова кое-что прояснили, но многое запутали окончательно. В те счастливые времена, когда я жил в Микенах, мужчины и женщины из незнатных родов или низших каст могли записаться на переселение, что многие, впрочем, и делали — это давало им немалые преимущества. Куда их отвозили, действительно мало кого интересовало. Снимались с места люди, не достигшие богатства или чинов, и, как правило, отбывали они всем семейством.

Мои раздумья прервали взволнованные голоса охраны. Я поймал за рукав пробегавшего мимо навеса Болка и спросил, что случилось.

— Разведчики вернулись, — крикнул он. — Взяли соглядатая!

И умчался к шатру Верта.

Я посмотрел ему вслед, потом заметил, что наставник Линь тоже идет к шатру. Подойти и мне, что ли? Не надо суетиться, стоит мне только спросить, и наставник Линь расскажет все, о чем там говорили. Приятно, однако, иметь власть, пусть даже тайную!

Но расспрашивать кого-либо не понадобилось. Вскоре запели тревожно рожки десятников, забегали воины, опытные и безусые, выстраиваясь перед шатром. Из шатра появился господин Верт в полном снаряжении гоплита. Его стальные поножи и наплечники ощетинились острыми лезвиями, широкий матерчатый пояс усеивают круглые бляшки, нашитые плотно одна к другой, а в руках он держит метатель. И тогда я понял, что опять настало время сражений.

Переход через холмы занял почти целый день. Мне показалось, что дни здесь не намного длиннее обычных. Это хорошо. Бывало, на одних мирах дни и ночи тянулись месяцами, а где-то они прыгали друг за другом, как зайцы во время случки. И то и другое вызывает отвращение.

К городищу мы вышли к сумеркам. Карательный отряд затаился на опушке, ожидая, когда подойдут телеги с корабельными метателями. Я уже знал, что огненного припаса хватает на два-три хороших выстрела, но приходилось спешить.

Разведчики, из-за которых началась суматоха, наткнулись в зарослях близ временного лагеря на трех затаившихся людей. Одного убили, второго схватили, а третий убежал, и это было скверно.

Соглядатая привели в шатер, и он сразу же все выложил господину Верту. Оказалось, вот уже два дня, как мятежники знают о нашем прибытии и сейчас быстро окапывают поселение рвом. Они уже послали гонцов к Плау и ждут его к завтрашнему утру, чтобы окружить лагерь и уничтожить звездную машину. На вопрос, как он посмел предать своего господина, наглый пленник заявил, что он-то как раз верен своему господину.

Вот тогда Верт и повелел трубить сбор. Тянуть было нельзя, он хотел взять с ходу городище и укрепиться в нем, пока не подошел Плау, а потом выковыривать поодиночке мятежников из своих гнезд. Ратников, которых можно было отправить в поход, было немногим более полусотни. Остальных пришлось оставить у машины на случай, если в лесах затаились люди Плау, ждущие удобного случая напасть на беззащитный лагерь.

Ввязываться в семейные дела господина Верта мне нужды не было, поэтому я собрался пересидеть поход в машинном помещении вместе с Диомедом, а еще лучше в замке за кружкой пива и в обнимку с молодыми служанками. Но когда последние воины уже втягивались в проход меж щитами ограждения, ко мне подошел Болк и велел идти за ним. Господин Верт оседлал бронзовый ствол метателя на одной из телег и покрикивал на впрягшихся воинов. Увидев меня, ловко соскочил вниз. Лезвия его наколенников промелькнули в опасной близости от моего лица.

— Тар, я видел тебя в деле! — гаркнул Верт. — На тебя могу положиться. Ты да этот несносный болтун! — С этими словами он дернул Болка за ухо. — Вы двое, больше никого! Я поведу одно звено, остальные за вами. Механик без тебя справится? — И не дожидаясь ответа: — Славно! Значит, вперед!

Я растерялся, но Болк оттащил меня в сторону, иначе быть мне под колесами телеги. Он свистнул, и тут же возникли два десятника, которым Болк что-то коротко приказал. Один из них, могучий северянин, поглядел на меня сверху, но ничего не сказал, а второй оказался владельцем лидийского корабля, на котором везли нас с Диомедом. Не могу сказать, что он обрадовался при виде меня, но по крайней мере он мог говорить со мной на коинаке.

Пока я шел к своему звену, в голове у меня вертелись горделивые мысли о везунчиках, которым удалось перескочить из гоплитов в наставники. Но когда я увидел два десятка вояк, среди которых треть составляли лидийские матросы, а остальные почти все из юнцов, которых гонял Верт, я вдруг сообразил, что давно не опорожнял кишечник. С этими храбрецами без головы останешься в два счета.

Не помню, что я орал, помню, как я орал. Я брызгал слюной во все стороны широким веером, топал ногами по земле и размахивал руками перед их носами. Дух наставника Чомбала витал надо мной, когда я вопил на них: «Вы будете у меня драться зубами и ногтями, но пощады не запросите и пощады не дадите! Шаг назад — смерть! Шаг вперед — слава!»