Мишель Демют - Неторопливая машина времени [компиляция]

Этой же ночью во время сна его посетила другая мысль, и он хорошо помнил ее. А если бы это НЕ ОНА вошла вслед за Тенаденом? Несмотря на ее лицо, ее голос, ее тело и ее имя, которое она, разумеется, спокойно сообщила всем на следующее утро за завтраком — Талита Меланевич… Тенаден назвал себя, представил сначала других наставников, потом его (да, но то, что его он представил последним — было сделано нечаянно или сознательно?). Правда, у Талиты ни в лице, ни в голосе ничто не дрогнуло. Даже хуже: на ее лице мелькнула ироническая улыбка. Или это была заинтересованность?

После того случая подобная ситуация повторилась, и не однажды. Первый раз (он так часто вспоминал этот случай, так часто вновь и вновь разыгрывал эту сцену со всеми возможными вариантами) он прошел через это, не отдавая себе отчета в случившемся. «Ах, да», сказала она с улыбкой — ироничной? или заинтересованной? — «это было в трех дюжинах переходов отсюда. Некий Эгон Тьеарт содержит последнюю станцию перед ущельем. «Белое Ущелье» — так называется станция».

Это была Талита лет тридцати, но он сразу же понял, что она в Пути уже очень давно: «Некий Эгон Тьеарт». Она не впервые встречала человека, уже попадавшегося ей на Пути в других мирах. Удивление и любопытство, неизбежные первое время несмотря на тренировки, давно потеряли для нее какой-либо смысл.

До него, словно издалека, донеслись слова ответа: «Наша станция называется «Белые Ворота». И он ухватился за фразу, которую так часто повторял, шлифуя и совершенствуя, во время бессонных ночей, чтобы превратить ее в совершенство, во фразу, в которой содержится все: «Талита, которую я встречал, тоже была Путешественницей».

Все зависело от тональности фразы; он давно пришел к этому заключению. Слова нужно было произнести ровным голосом; не слишком непринужденно (да у него в любом случае так и не получилось бы, и небрежность явно показалась бы наигранной, что не могло не насторожить Путешественницу); не должно было прозвучать и излишней значительности (чтобы она не подумала, будто он вообразил, что имеет бог знает какие права на нее).

Выражение лица Путешественницы не изменилось, она просто наклонила голову, пробормотав ритуальную фразу: «Многих вам обителей». Она была верующей, эта Талита. Обменявшись с присутствующими еще несколькими фразами, она отправилась с Тенаденом в архив. А он вернулся к своей группе стажеров, чтобы продолжить рутинную утреннюю работу. В состоянии шока.

Через несколько дней она ушла, эта первая не-Талита. За все время они не обменялись и десятком фраз. Про нее явно нельзя было сказать, что она заинтересовалась им (да и с чего бы ей интересоваться?). А он никогда не позволял себе нарушать неписаные законы, регулировавшие отношения между Путешественниками и всеми остальными. Через несколько лет, быть может… Но после того, как промелькнула эта первая не-Талита, он перестал вздрагивать, когда раздавался звон колокола у входных дверей.

В то же время, ему потребовалось много времени, чтобы восстановиться; он даже едва не покинул Центр. Но потом он напомнил себе, что она сказала ему, что сказала ему та, которую он называл, из-за отсутствия другого имени, своей Талитой: Я вернусь, Эгон .

Сфера уже замкнулась вокруг нее, и голос ее уже изменился благодаря принятым препаратам. Когда он обратился к ней через интерком, она не ответила; ее путь через ледяное ничто уже начался. Она дождалась самой последней секунды, чтобы обратиться к нему с этими словами, дождалась момента, когда оказалась за пределами досягаемости. Почему? Он не знал. Но она все же оставила ему это двусмысленное обещание. И часы, дни, месяцы, годы, чтобы вспоминать их беседы, ее жесты, выражение ее лица, ее молчание. И ожидать ее. Построить свою веру на парадоксах Путешествия — и ожидать момента, когда человек получит полную власть над Путешествием, когда Путешественники смогут возвращаться, — если захотят этого, — в свою родную Вселенную после того, как потратят годы на посещение других Вселенных. Но за это время для их родственников, для их друзей может пройти всего лишь несколько лет, иногда даже несколько месяцев. Хотя может случиться и наоборот. Он знал случай, когда юная Путешественница смогла вернуться домой, на родную планету во время второго Путешествия, всего через два года по своему личному времени, тогда как для Центра прошло сто пятьдесят четыре года… Ему оставалось только надеяться, что парадоксы окажутся на его стороне, верить в капризную машину времени… и ждать.

Ты действительно все еще ждешь, Эгон? Или это ожидание уже стало частью тебя, превратилось в немного печальную — и немного сладостную — привычку, нечто вроде давно ставшей знакомой молитвы или обычного пари, в твою личную способность верить в предельную гармонию Вселенной? Если она вернется, что ты ей скажешь, этой Талите, которую ты считаешь своей?

Вообще-то ему казалось, что у него есть, что сказать ей.

— Наставник-врач! К входной двери! — раздался настойчивый голос Тенадена по интеркому. Кажется, что-то случилось. Эгон вскочил и бегом бросился вниз по лестнице. Он оказался на месте одновременно с Вирри, которого призыв застиг скорее всего в библиотеке. Вестибюль все еще был затоплен волной холодного воздуха, ворвавшегося в помещение, когда Тенаден распахнул входную дверь. Он увидел силуэт старика, склонившегося над неясной, присыпанной снегом фигурой со странным горбом.

Но горб оказался всего лишь большим рюкзаком, и Вирри с помощью Тенадена принялся расстегивать жесткие ремни, в то время как Эгон занялся неподвижным телом. Сначала он приподнял веко, затем попытался уловить биение пульса на горле; проверяя, нет ли переломов, он случайно задел небольшую грудь на почти неподвижной грудной клетке. Потом он закатал рукав, чтобы прижать к холодной коже диффузионный шприц. Только глубокое истощение; обморожений, к счастью, не было. Тепло и непродолжительный отдых — и все придет в норму.

Девушка оказалась сильно исхудавшей, очень бледной и очень юной, что едва удалось разглядеть под слоем покрывавшей ее тело грязи, накопившейся за время долгого пути по горам. Очевидно, она смогла продержаться только благодаря исключительному напряжению воли вместе с полной неосведомленностью, если она попыталась добраться в одиночку до Центра в это время года. И это предприятие успешно завершилось. Она ненадолго пришла в себя, когда Эгон осторожно растирал ее мочалкой в ванне, наполненной горячей водой. Она открыла ярко голубые глаза, посмотрела на Эгона затуманенным взором и пробормотала: «Это Центр?»

— Да, конечно, — ответил ей Тенаден с улыбкой, которой она, несомненно, не увидела, потому что ее тело тут же тяжело обвисло в руках Эгона, когда она снова потеряла сознание.