Дмитрий Липкинд - IT AS IS [сборник]

— А теперь поехали кататься! — промурлыкала подруга Тимона, заглядывая ему прямо в глаза и накручивая на палец прядь тёмных волос.

Сердце Тимофея, словно ППШ, было, с одной стороны полно праведного гнева, а с другой — какой-то трогательной, нежной любви к окружающим. К тому же он только что получил в своё распоряжение пистолет. Конечно, пистолет — это не винтовка, но тоже праздник.

— Поехали, — ответил он.

Бензин закончился где-то за городом, когда огромное, багровое солнце уже садилось за горизонт. Двигатель заклокотал, как при пониженных оборотах, и заглох. Тимофей остановился на обочине шоссе, вышел из машины и потянулся, жадно вдыхая свежий вечерний воздух.

По обеим сторонам, насколько было видно, простиралось бескрайнее подсолнечное поле. По темнеющему небу плыли редкие облака, слабый ветерок чуть-чуть колыхал траву.

Из машины вышла подруга Тимофея, подошла к нему, и, встав на цыпочки, положила голову ему на плечо.

— Где мы? Я хочу есть и домой, — сказала она жалобно.

Тимофей не ответил. Его внимание привлекло какое-то движение среди подсолнухов. Конечно, это мог быть ветер, но его не оставляло ощущение чьего-то чужого присутствия. Там, среди подсолнухов, ему мерещился неясный силуэт.

Не говоря ни слова, он взял подругу за руку потащил на середину шоссе. Затем он загородил её спиной, достал отнятый несколько часов назад пистолет и начал ждать.

— Что, что это значит? — испуганно спросила подруга, — Поехали отсюда скорее.

— Тише, — ответил Тимофей, — он уже рядом.

Присмотревшись, он различил какую-то низкую тень, идущую сквозь заросли. Издалека существо напоминало собаку, но чем ближе оно подходило, тем отчётливее было видно, что передние конечности почти не касаются земли. Скорее, оно шло не на четвереньках, а на двух ногах, сильно ссутулившись.

Наконец оно вышло на шоссе, и стало хорошо заметно, что ростом оно чуть ниже полутора метров. Поросшее рыжей шерстью тело выглядело как собачье, за тем исключением, что передвигалось оно на двух нижних конечностях, заканчивающихся копытами. Длинный хвост больше всего походил на крысиный, а вместо пёсьей морды было человеческое лицо, оскаленное и злобное.

Тимофей как заворожённый смотрел на то, что приближалось к нему. Его подруга попыталась трясти его за плечо, чтобы вывести из ступора, но Тимофей отстранил её.

— Вот мы и встретились снова, — сказало существо. Его голос был странным, как будто одновременно одни и те же слова произносило множество мужчин, женщин и детей, — теперь-то ты веришь в судьбу?

Руки Тимофея не на шутку дрожали. Встав в пол-оборота, существо шло по спирали, приближаясь к нему и его подруге.

— Стреляй! — вдруг истошно завопила она, — Стреляй же!

В этот самый момент существо выпрямилось во весь рост и прыгнуло.

Уже давно стемнело, а Тимофей всё сидел, прислонившись спиной к колесу внедорожника и обхватив голову руками. Рядом с ним на остывшем асфальте лежал пистолет, а ещё дальше, за двойной сплошной — тело его подруги.

Больше здесь никого не было, только бескрайнее поле подсолнухов.

Тимофей достал из синего рюкзака-торбы сотовый телефон и набрал номер. После пары гудков на той стороне взяли трубку.

— Милиция, дежурный отдел, — сказал невесёлый голос. Где-то далеко на том конце провода играла незатейливая песенка.

— Алло, я хочу сообщить об убийстве, — спокойно сказал Тимофей.

Одним движением я сбросил на пол всё то, чем был завален мой письменный стол — чертежи, распечатки, книги, компакт-диски, какие-то безделушки и письменные приборы. И с величайшей осторожностью положил себе на колени синий джинсовый рюкзак-торбу.

Да, это был точь-в-точь тот самый рюкзак, который носила Лили при жизни. Я и до этого знал, что мёртвые живут среди нас. Более того, я неоднократно общался с ними и изучил их привычки. Но ещё никогда мне в руки не попадали вещи с того света. Сердце моё бешено колотилось. Я боялся представить, что я найду внутри рюкзака. На вид он был заполнен где-то на половину. Может, там внутри какой-то артефакт или магический предмет, с помощью которого мёртвые совершают свои путешествия между мирами, или же дневник, в котором записаны всем скитания души. А может быть, там внутри что-то вообще недоступное нашему пониманию, что-то, что находится вне нашей реальности.

Я ослабил шнуровку рюкзака и стал выкладывать на стол его содержимое, один предмет за другим.

Сначала я вытащил книгу. Это было какое-то старое, ещё советское издание, в тёмно-зелёной обложке. Золотые буквы уже порядком истёрлись, но можно было разобрать слово «Кинизм». От одного её вида начинало клонить в сон. Полистав книгу, я отложил её в сторону.

Следующим на жёлтый свет настольной лампы я извлёк плеер и кассету. Такая старая кассета с магнитной плёнкой, каких уже много лет не производят. На обложке был изображён младенец, плывущий к рыболовному крючку, на который насажена купюра в один доллар.

Потом были какие-то мелкие неважные вещи, которые носит с собой каждая девушка в восемнадцать лет: миниатюрная косметичка, пачка презервативов, упаковка с бумажными салфетками, короткий выкидной нож, записная книжка, авторучка, ключи, кошелёк, расчёска, таблетки в банке без этикетки, зажигалка и подводка для глаз.

Но всё это не представляло для меня никакого интереса. До утра оставалось ещё пара часов — слишком поздно, чтобы ложиться спать, но и слишком рано для того, чтобы просыпаться. Я накинул куртку и вышел из дома. Все эти годы после смерти Лили я жил с ощущением, что терять мне нечего.

Наверное, сейчас из меня получился бы хороший герой какой-нибудь бессмысленного женского романа — такой грустный, такой одинокий, я шёл по пустынной предрассветной улице. Но романы хороши тем, что они всегда заканчиваются какой-то красивой сценой. Главный герой может уйти навстречу восходящему солнцу, ускакать на коне по прерии или даже жить с кем-то долго и счастливо. Жизнь не получается завершить красивой сценой. После каждой такого ухода к восходящему солнцу следует возвращение домой, к счетам за квартиру и немытой посуде.

Домой мне не хотелось. Мне казалось преступлением прервать этот волшебный миг одинокой прогулки, и ноги сами несли меня знакомой дорогой. Я вспомнил, как давным-давно мы шли с Лили по этой самой улице. Было около четырёх часов дня. Всё сознательное взрослое население пряталось от солнечного света в своих склепах-офисах. Казалось, что мы единственные с ней вдвоём — живые люди в этом огромном, удивительном летнем мире.