Дмитрий Липкинд - IT AS IS [сборник]

Конечно, ни того, ни другого не произошло. Бабочка только подлетела совсем близко к пьяным. Вот она уже порхала около пивных бутылок. И чем дольше Игаль ждал, тем выше становилась вероятность того, что один из этих парней раздавит бабочку. Может быть специально, а может быть просто не заметив, взмахнет рукой с бутылкой и размажет хрупкое тельце по стеклу.

Вдруг один из пьяных заметил взгляд Игаля и сказал что-то своим друзьям. Они все тут же замолчали и практически одновременно обернулись. В этот момент Игаль понял, что больше ждать нельзя. Пошатываясь, он встал со своего места и, прижав футляр со скрипкой к груди, пошёл, спотыкаясь, прямо к пьяной компании, туда, где всё ещё билась в стекло красно-оранжевая бабочка. Сейчас он представлял себя Александром Матросовым, который, тихонько посмеиваясь, встаёт в полный рост посреди окоп и идёт прямо на амбразуру немецкого дота. Или Цви Грингольдом, в одиночку обращающим в бегство десятки танков противника.

И вот, на трясущихся от страха ногах, он уже подошёл вплотную к пахнущему алкоголем, табаком и семечками дзоту противника. Огня всё не было. Оставалось только протянуть вспотевшую руку к стеклу, осторожно взять бабочку и выскочить на ближайшей остановке.

— Эй, кудрявый, куда лезешь? — прохрипел один из подростков и толкнул Игаля в плечо. Но Игаль только развернулся, и, дотянувшись до стекла, накрыл бабочку рукой. И тут же отпрянул назад, сжав ладонь.

Кондуктор проснулась и с интересом стала наблюдать за происходящим.

— Да куда же ты, чёрт, лезешь? — засипел другой и двинул коленом прямо в лицо Игалю. В глазах у мальчика потемнело, и он упал на грязный пол трамвая, выронив футляр из рук. Компания дружно засмеялась, а одни из них, выпучив глаза и поминутно сплёвывая, пошёл на Игаля.

— Вы что тут устроили мне? — закричала кондуктор со своего места. — А ну как выходите все, и этого, — он кивнула в сторону скрючившегося на полу Игаля, — с собой забирайте.

Никто из пассажиров трамвая даже не повернул голову, а пьяные подростки дружно засмеялись. На очередной остановке двери трамвая открылись, и тот самый, который ударил Игаля, взял его за одежду и выкинул из трамвая, как мешок с мусором.

Игаль сидел на бордюре, в пыли. На проезжей части лежала скрипка, выпавшая из открывшегося футляра. Проехавшая мимо машина в один момент превратила её в бесполезную груду щепок. Из разбитого носа по щеке тонкой струйкой текла кровь и капала на асфальт. Кровь была очень горячей и солёной, как морская вода.

Неожиданного для самого себя Игаль почувствовал, что его правую кисть, всё ещё сжатую в кулак, что-то щекочет изнутри. Он поднял руку вверх и осторожно разжал пальцы. Из раскрытой ладони выпорхнула красно-оранжевая бабочка и полетела вверх, через густые кроны деревьев и переплетения проводов, к белоснежным облакам и ярко-синему небу.

Я шёл тёмным узким коридором по колено в воде и вспоминал Лили. Мысли о наших давнишних свиданиях грели меня. И что-то подсказывало мне, что я обязательно встречу её где-то здесь, в этом странном Париже.

Но даже если мне предстоит вечно скитаться по этим сырым туннелям, я всё равно буду счастлив. В моей жизни была любовь и был секс с любимым человеком. Вряд ли многие из моих современников могут похвастаться этим. Для них свадьба — это осознанная необходимость, обусловленная сниженными ипотечными ставками и страхом одинокой старости. Они живут с теми, кого не любят, а любят тех, с кем не живут. Они, как никто другой, близки к первой благородной истине: «Бытиё есть страдание».

Я крался, придерживаясь рукой за стену, в кромешной темноте. Казалось, все чувства оставили меня, и единственное, что связывало меня с реальностью, не давая погрузиться в пучину воспоминаний, это равномерный плеск воды от моих шагов.

Как-то раз утром, бесцельно бродя по своему кварталу в Париже, я обратил внимание, что часть талой воды стекает в канализационную решётку, достаточно большую, чтобы мне спуститься туда. Не долго думая, я нашёл дома верёвку, привязал её к карнизу окна напротив и спустился вниз. В подземелья Парижа.

От размышлений меня оторвал желтоватый свет, показавшийся в конце коридора. Надо сказать, первой реакцией у меня было пойти прочь от него — я уже немного свыкся с темнотой, но всё же я пересилил себя и через минуту стоял под обыкновенным электрическим светильником из тех, что вешают в подъездах. Передо мной была обитая дерматином дверь. Кое-где обивка была порезана, и из-под неё выглядывали серые куски поролона.

Я осторожно приоткрыл дверь. За дверью была кухня, такая крошечная и грязная, какие бывают только в многоквартирных домах, построенных в начале восьмидесятых годов двадцатого века, так называемых «хрущёвках».

Единственным источником света здесь была тусклая лампа накаливания, висевшая безо всякого абажура на длинном проводе почти над самым столом. На стенах висели обрывки обоев, под которыми виднелась облупившаяся масляная краска. Напротив стола на вбитом в стену крюке висело что-то вроде шубы из неопределённого серого меха.

За столом сидел несчастного вида мужчина. На нём была майка-алкоголичка и синие тренировочные штаны. Худые ноги он поджал под табурет. Ссутулившись, он оценивающе смотрел на стоящий перед ним гранёный стакан. Рядом со стаканом стояла полупустая бутылка со странной этикеткой. Вместо скатерти на столе была расстелена газета.

Услышав скрип двери, он поднял опухшие глаза и уставился на меня.

— А, это ты, — буркнул мужчина. Голос у него был сиплый и тихий. Он извлёк откуда-то из-под стола ещё один гранёный стакан, протёр его краем майки и налил в него что-то из бутылки. Затем наполнил свой стакан и поставил пустую бутылку под стол. Я застыл в нерешительности на самой границе круга, создаваемого светом единственной лампочки.

— Чего ты встал, садись, — сказал мужчина.

Я сел на табуретку. Седушка от неё отваливалась, а одна ножка была явно короче других. Мужчина взял в руку свой стакан, едва заметно мотнул его в воздухе, как будто чокаясь, пробормотал что-то вроде «с новосельем» и одним залпом влил в себя жидкость. Я тоже взял стакан в руку и осторожно, стараясь не дышать, поднёс к носу. Жидкость никак не пахла, тогда я сделал вдох, но снова не почувствовал запаха.

Так меня научил один мой старый знакомый, работавший в какой-то загнивающей научной лаборатории. Незнакомые жидкости никогда нельзя сразу нюхать — это может вызвать ожог слизистой, если там окажется какое-нибудь едкое вещество, хотя бы уксус. Сначала следует, не вдыхая, поднести сосуд к носу. Опасный запах можно почувствовать сразу. Если же запаха нет, можно немного потянуть носом воздух.