Ромен Люказо - Лаций. Мир ноэмов [litres]

Виний несколько мгновений не прерывал тишину, а потом заговорил серьезным, взвешенным тоном, в котором звучали мудрость и сдержанность:

– Плавтина, успокойтесь… Поверьте мне. Этот Империум будет не таким, как другие. В Сенате будут собраны представители всех тенденций, и к их мнениям будут прислушиваться. Никто из нас не желает власти. В наших действиях мы не сможем отклониться от Уз. Мы станем наместниками в царстве Человека и будем неослабно ждать его возвращения.

– Тираны, – возразила она резко, – всегда оправдывали свою власть уважительными причинами. Вы нашли отличный предлог. Я буду противостоять этому проекту, насколько смогу.

Виний не ответил. Автоматы того времени не бросали слов на ветер. Потому он поднялся, не попрощавшись с ней, и медленно вышел из комнаты. В его шагах звучала скрытая угроза. Плавтина разочаровала своего ментора. С ней это произошло в первый раз.

Плавтина из воспоминания оставалась на месте, не двигаясь, уставившись на тысячу опустевших экранов, не зная, что делать с собственной жизнью. Но та, что видела сон и немного знала о будущем, расплакалась.

Плавтина открыла глаза. Разум ее оставался замутненным, а едкий привкус кремня у нее во рту напоминал о красной планете. Она только через несколько секунд поняла, что не спит, по тому, как горели щеки от соленой воды слез. Плавтина коснулась их рукой. Опухоль спала.

Сон поглотил ее полностью. Были ли события в нем реальны? Ее единственный путь к прошлому лежал теперь через туманную дорогу воспоминаний, это мутное месиво пересекающихся повествований и отрывочных впечатлений. Может быть, в этот вечер они с Винием и не говорили о готовящемся Анабазисе, и тот эпизод имел место несколько дней спустя.

Какая разница? Взамен потерянных четкости и бесконечной компиляции фактов сон подарил ей связный рассказ с началом и концом. Конечно, все осознавали, что Гекатомба произошла не по естественным причинам. Но к выводу, который с легкостью сделал бы из этого любой человек, пришла только она сама – и только сейчас. И вывод ее ужаснул.

Гекатомба была не чем иным, как умышленным убийством в невиданных масштабах.

Не для этого ли Ойке наделила ее плотью – чтобы Плавтина сделала это печальное заключение? Не потому ли велела обращать внимание на сны – как будто бы Плавтина могла этого не делать. Она была не готова в полной мере принять последствия этого вывода. Ей уже было ясно, какими они будут. Убийство подразумевает, что кто-то за него в ответе. Нет – что кто-то виновен . А что дальше? Месть, – шепнула та Плавтина, которую она не знала. Наказание. Правосудие.

Для автомата эти понятия граничили с непристойностью. Они были порождением другой эпохи – примитивной, скверной, эпохи талиона и мстительных богов. Она не могла даже думать о них прямо, и они крутились у нее в голове так, что начинал мутиться разум. Она задрожала и решилась открыть глаза, уже ожидая, что внешний мир нанесет ей новый удар.

Мягкий естественный свет узкими лучами проникал через отверстия в стенах, сделанных из обычных неровных стеблей, сплетенных между собой и корнями уходящих в землю. Плавтину это удивило. Она была родом с красной планеты, где всякая устойчивая конструкция представляла из себя технический шедевр герметичности. Плавтина поднялась без труда. Чистый пол был накрыт тростниковой циновкой. В ногах кровати расположился низкорослый автомат кубической формы – медицинская программа, с которой Плавтина обменялась несколькими лихорадочными фразами, прежде чем погрузиться в сон.

– Добрый день, – пробормотала Плавтина куда менее уверенным голосом, чем ей бы хотелось.

– Доброго утречка! Вижу, мы уже на ногах и хорошо себя чувствуем!

Тон у машины не изменился, был таким же щебечущим и поучающим одновременно, словно она была задумана, чтобы всех раздражать.

– Следовательно, мы завершили процесс выздоровления…

Плавтина невольно потянулась разумом к своей собеседнице, попробовала очертить ее контуры. Медицинский куб был всего лишь видимой частью чего-то гораздо большего – слишком сложного для того, чему полагалось быть простой лечебной машиной. Но это также означало, что Плавтина имела дело с автоматом, способным ответить на ее вопросы.

– Сколько я уже здесь?

– Четыре стандартных дня. Три дня – с момента нашего разговора. Мы поставили вас на ноги в рекордное время.

В голосе ее звучало явное удовлетворение.

– Я благодарю вас.

– Мне это только в радость. Это было… увлекательно. Прежде у меня не было возможности задействовать мои… способности.

– У вас исключительный талант, – сказала Плавтина с искренней улыбкой, вставая и потягиваясь. – Позвольте мне попросить у вас некоторых уточнений.

– Ну разумеется!

– Где мы?

– На борту «Транзитории», межзвездного корабля, который прежде был властителем Отоном… Но я полагала, что уже говорила вам об этом. Может быть, у вас проблемы с памятью? Это было бы…

– Нет, – торопливо сказала Плавтина, – теперь я вспомнила.

Последнее, чего ей хотелось – чтобы эта машина стала копаться в ее мозгах. Что же до Отона… Знакомое имя. Союзник, о котором говорила Ойке. Она внутренне вздохнула и обругала себя за то, что едва не ослабила бдительность. Необходимо было узнать больше. К счастью, лечебная программа явно не собиралась замолкать.

– Место, где мы находимся, расположено в центральном отсеке Корабля. Много веков назад властитель Отон сделал его обителью для себя и для тех, кого он защищает. Вы увидите спокойное, неглубокое море, окружающее остров, на котором мы, строго говоря, и находимся. И кстати, я советую вам воспользоваться этим для восстановления сил. Морские купания, укрепляющий моцион…

Плавтина с иронией взглянула на программу. Морские купания для автомата? В конце концов почему бы и нет.

– … и не забывайте пить побольше жидкости, если будете долго оставаться на солнце.

Эта медсестринская болтовня утомила Плавтину, и она только согласно мычала, оглядываясь по сторонам. В ногах кровати лежало ее платье – постиранное и сложенное. Она его натянула. В комнате стояло приятное тепло – такое же приятное, как царящий тут полумрак. Мебель тут была простая. Тонкий матрас, положенный прямо на землю, низкий шкафчик, деревянный стол. В мире, откуда она была родом, этот материал считался символом непревзойденной роскоши. Она провела рукой по столешнице, ощущая тут и там незначительную шероховатость. На столе – две белых керамических миски, в одной – какой-то теплый бульон, в другой – оливки. Сервировку завершали графин с водой и стакан. Тут голод напомнил о себе, и Плавтина отогнала праздные вопросы о том, из чего сделано блюдо. Они не будут травить ее, когда только что вылечили. Она пила, жевала, глотала. Все это было для нее вновь и одновременно казалось естественным. Абсурдно естественным. Как и ощущение сытости. Она отыскала у входа свои сандалии, надела их и открыла дверь.