Джо Хилл - Рога [litres]

Его желудок начал проявлять признаки недовольства, что он списывал как один из симптомов своего несчастья, пока тот не стал еще и бурчать, после чего ему пришлось признать, что он голоден. Он попытался придумать, где бы можно получить пищу с минимумом человеческого взаимодействия, и тут слева от него появилась «Бездна».

Это было место их последней вечери, где они с Меррин провели последний вечер. С того времени Иг здесь не был. Он крайне сомневался, что его приход будет приветствоваться, и уже одна эта мысль была чем-то вроде приглашения. Иг свернул на парковочную площадку.

Было самое начало вечера, ленивый безвременный период, последующий ланчу и предшествующий тому времени, когда люди начинают забегать, чтобы выпить после работы. У заведения было припарковано только несколько машин, принадлежавших, как подумалось Игу, более серьезным алкоголикам. Вывеска у входа гласила:

Иг вышел из машины, солнце светило ему в спину. Его тень, длиной в три ярда, четко рисовалась на земле: черная рогатая фигура, отростки кости на его голове прямо указывали на красную дверь «Бездны».

Когда он вошел в дверь, Меррин была уже здесь. Хотя заведение было переполнено студентами, смотревшими по телевизору бейсбол, он сразу ее заметил. Она сидела в их обычной кабинке, лицом к нему. Как и обычно, особенно после того, как они некоторое время не встречались, ее вид странным образом напомнил Игу о его собственном теле, о голой коже, прикрытой одеждой. Он не видел Меррин целых три недели и после сегодняшнего вечера не увидит ее до самого Рождества, но за это время они могут съесть по креветочному коктейлю и выпить по паре бутылок пива, а также поразвлечься на прохладных свежестираных простынях ее кровати. Мать и отец Меррин уехали в Виннипесаукский лагерь, так что дом остался в ее полном распоряжении. У Ига пересохло во рту от мысли, что его ждет после ужина, и какой-то своей частью он жалел, что они тратят время на еду и питье. Впрочем, другая его часть чувствовала нужным не торопиться, отнестись к этому вечеру спокойно и с расстановкой.

Нельзя сказать, что им не о чем было побеседовать. Меррин явно беспокоилась, и не требовалось большой проницательности, чтобы понять почему. Завтра в одиннадцать сорок пять он улетал рейсом «Бритиш эруэйз», чтобы работать на «Международную амнистию», и океан разделит их на целых полгода. Они никогда еще не были так долго в разлуке.

Он всегда мог различить, что ее что-то беспокоит, знал соответствующие признаки. Меррин уходила в себя. Она разглаживала ладонями все что ни попадя – салфетки, свою юбку, его галстук, – словно выравнивая этим для них обоих путь к некоторой безопасной гавани. Она разучалась смеяться и становилась почти комически серьезной и умудренной. В такие моменты она казалась ему очень забавной, вроде маленькой девочки, вырядившейся в материнское платье. Он не мог воспринимать ее серьезность серьезно.

Ее беспокойство не имело никакого логического смысла, впрочем, Иг уже знал, что беспокойство и логика редко ходят рука об руку. Но в конце концов, он бы в жизни не взял эту лондонскую работу, если бы Меррин его не заставила. Меррин не позволила ему упустить такую возможность, безжалостно отвергала все его доводы против. Она сказала, что нет ничего страшного в том, чтобы записаться на полгода. Не понравится – вернешься домой. Но тебе точно понравится. Это было именно то, что им всегда хотелось делать, работа их общей мечты, и оба они это знали. А если ему понравится – а ему обязательно понравится – и он захочет остаться в Англии, она может к нему приехать. Гарвард имел с Лондонским имперским колледжем программу обмена, и ее гарвардская руководительница Шелби Кларк отобрала ее для этой программы, так что вопрос, возьмут ли ее, даже не возникал. Они снимут в Лондоне квартиру. По-домашнему, в кружевных панталончиках, она будет подавать ему чай с пончиками, а потом им можно будет трахнуться. Иг согласился. Ему всегда казалось, что слово «панталончики» в тысячу раз сексуальнее, чем «трусы». Так что он согласился взять работу, и его послали в Нью-Йорк на трехнедельное обучение и профессиональную ориентацию. И вот теперь он вернулся, а она разглаживала всякую мелочь, и это его не удивляло.

Он протолкался к Меррин через переполненный зал, перегнулся через стол, поцеловал ее и лишь потом сел напротив. Она не подняла губы навстречу ему, и он ограничился тем, что клюнул ее в висок.

Перед Меррин стоял пустой стакан от мартини, и, когда подошла официантка, она заказала еще один, а заодно попросила принести Игу пива. Ему нравилось на нее смотреть, нравились гладкая линия ее шеи, тусклый при слабом освещении блеск ее волос, и первое время он просто пассивно поддерживал разговор, что-то бормоча в нужных местах и почти не слушая. Иг начал что-то соображать, только когда Меррин сказала ему, что он должен относиться к своему пребыванию в Лондоне как к отдыху от их отношений, и даже тогда он решил, что она просто шутит. Он не понимал, насколько Меррин говорит серьезно, пока она не сказала, что хорошо бы им обоим провести это время с другими людьми.

– В раздетом виде? – спросил Иг.

– Не помешало бы, – сказала Меррин и разом выпила полстакана мартини.

Именно то, как она залпом его заглотила, более чем любые ее слова окатило его холодным душем предчувствия. Меррин пила для храбрости и до того, как он сюда пришел, выпила по меньшей мере одну дозу, может быть, две.

– Ты думаешь, – спросил он, – я не могу подождать несколько месяцев?

Тут полагалась немудреная шуточка насчет мастурбации, но случилась странная вещь. У Ига перехватило горло, и он не смог ничего сказать.

– Знаешь, я не хочу беспокоиться о том, что будет через несколько месяцев. Мы не знаем, что мы будем чувствовать через несколько месяцев. Что я буду чувствовать. Я не хочу, чтобы ты думал, будто обязан вернуться домой просто затем, чтобы мы были вместе. Или считать очевидным, что я туда переведусь. Давай лучше побеспокоимся о том, что происходит сейчас. Вот посмотри на это с такой точки зрения. Со сколькими девушками бывал ты вместе? За всю свою жизнь?

Иг удивленно вздрогнул. Он много раз видел на ее лице эту нахмуренную, так шедшую ей концентрацию, но при этом она никогда его не пугала.

– Ты сама знаешь ответ, – сказал он.

– Никого, кроме меня. А ведь никто так не делает. Никто не живет всю свою жизнь с первым человеком, с которым он переспал. Во всяком случае, в наше время. Ни один человек на планете. Должны быть и другие связи. По крайней мере две или три.