Станислав Лем - Дилеммы XXI века

Задачу о коллапсе звезды студенты-физики решали на семинарах, но ни им, ни их учителям не пришла в голову мысль сделать следующий шаг, потому что все они в равной мере считали такой шаг абсурдным. Даже когда его сделал Шварцшильд, когда он ввёл понятия «горизонта событий», критической массы коллапса и т. д., «чёрную дыру» считали математической фикцией, не имеющей аналогов в реальности. Более того, даже сам Шварцшильд не настаивал на том, что «чёрные дыры» не только существуют, но и могли бы сыграть такую огромную роль в эволюции Вселенной, которую им приписывают сегодня. Так что до конца шестидесятых готов революционное для космологии открытие оставалось скрытым, оно было опубликовано, но его физические последствия не были изучены. Только десятилетия спустя Стивен Хокинг задал в принципе очень простой вопрос: как на самом деле должна вести себя «чёрная дыра» с точки зрения термодинамики? Конечно, как подтверждает само её название, она может свет поглощать, но не может его излучать, поэтому она ведёт себя как уже давно известный в термодинамике объект, а именно «абсолютно чёрное тело». Если это так, то с ней можно обращаться как с такими телами, в результате чего возник широкий фронт теоретических исследований, увенчанный богатой типологией «чёрных дыр», микроскопических и гигантских, ибо образующих ядра галактик, при этом становилось всё более очевидным их существенное влияние на эволюцию Космоса. Как видно, «новая идея» может быть доведена до сведения специалистов, но не заставит их действовать, потому что никто не рассматривает идею с необходимым вниманием и серьёзностью, её значение с полным потенциальным радиусом действия обычно не понимает даже тот, кто её первый сформулировал.

Si parva magnis comparare licet [14] Если можно малое сравнить с великим ( лат .). , примером этому может служить история моей идеи – «технологической космогонии». Я относился к этой едва сформулированной мысли с тем же недоверием, с каким каждый человек относится к концепции, противоречащей его основным убеждениям. Я не доверял ей ещё больше, потому что её автором был я сам, а не какой-нибудь авторитет, чьи слова заслуживают уважения. Ведь легче говорить увлекательные глупости, чем изречь правильную мысль, до которой до сих пор ещё никто не додумался. Поэтому я сразу же отошёл от этой слишком смелой концепции.

Если рассматривать всю «Сумму технологии» в целом, то эта концепция оказывается прямо-таки логическим следствием включённых в книгу рассуждений, высшим и последним измерением операций, к которому может стремиться инструментально действующий Разум. Если обсуждать все мыслимые инженерные задачи, от самых маленьких до самых масштабных, то следовало бы и следует ради полноты системы добавить и «задачу-максимум»: реорганизацию Вселенной. Хотя бы только для того, чтобы её проанализировать и убедиться в её неосуществимости. Однако я совсем не думал о такой задаче. В это трудно поверить, тем более что название соответствующей главы – «Космогоническое конструирование» – кажется, отчётливо возвещает о «технически переделанной Вселенной». Тем не менее это было не так. «Космогоническое конструирование», как описывает его соответствующая глава, должно быть задачей другого, гораздо более скромного масштаба. В нём речь идёт о выделении фрагмента реальности, о создании особого анклава в реальном мире, чтобы в нём мог возникнуть определённый «суверенный искусственный мир». Зачем? Моя мысль направилась к тому, чтобы дать максимальную автономию процессам типа тех, которые имитируют природные явления в вычислительных машинах. Идеальная имитация явления должна стать независимой, стать «реальностью особого рода». Началом пути была для меня вычислительная машина, которая, например, имитирует эволюцию жизни, а концом пути – независимая от внешнего мира система, которая включает в себя «искусственный мир» и его «искусственных жителей». Одним словом, речь шла о преобразовании «имитации» в «созидание», подражания в сотворение, потому что это один из лейтмотивов всей книги.

Только при написании книги мне вдруг пришла в голову гораздо более мощная концепция «Космоса как Технологии», поэтому я высказал её только в отступлении и немедленно отверг. Это было критическим моментом для «новой идеи». Она казалась мне настолько невероятной, что не заслуживала более тщательного изучения. И я никогда не возвращался к ней в небеллетристических книгах.

Но годы спустя я перенёс идею на литературную почву. Но этот перенос имел для неё необычно искажающие последствия. Литература говорит не о «голых возможностях», а о конкретных, хотя и вымышленных фактах. Поэтому я не хотел представлять мою мысль, противоречащую всей совокупности естественно-научных выводов, как туманный проект для неопределённого будущего. Я хотел представить не «голую возможность», а определённое, конкретное настоящее. Поэтому я взял учёного в качестве главного действующего лица и вложил в его уста доклад о «Новой Космогонии» как отчёт об истории научной гипотезы, возведённой на трон в соответствующей науке. Однако суть гипотезы не могла быть прогнозом в виде предположения, что какие-нибудь разумные существа в будущем захватят бразды правления Космогонией. Поэтому вначале я представил, что согласно новой космогонии Вселенная УЖЕ подверглась полной трансформации и что наука обнаружила это положение вещей (достоверность распознавания, однако, иронично ставится под сомнение в конце текста). Поэтому главной задачей стала интерпретация Космоса как преднамеренного творения (« Id fecit Universum, cui prodest » [15] «Вселенную создал тот, кому это выгодно» ( лат .). ) и тем самым объяснение, ДЛЯ ЧЕГО – по воле Высших Инженеров – должны служить важнейшие свойства, которые они дали Космосу. А именно, какое важное значение имеет необратимо текущее время, для чего служит разбегание туманностей, почему наивысшей достижимой скоростью является скорость света, и last but not least : как объяснить тот факт, что мы не можем обнаружить в Космосе ни «Цивилизации-Инженеров», ни последствия их деятельности. Переименование видимого звёздного Космоса в намеренно изменённый объект облегчилось для меня тем реальным обстоятельством, что критерии различения Искусственного и Естественного (созданного силами Разума или силами Природы) не являются неизменными, потому что они, собственно говоря, зависят от инструментальных возможностей распознающего. Здравый рассудок, который внушает, что можно без затруднений отличить продукты Природы от продуктов цивилизации, ошибается. Различия между «механизмом» и «организмом» не являются технологически непреодолимым препятствием, они относятся к временной, очень ранней, прямо-таки примитивной фазе технологического развития. Тот, кто провёл бы всю жизнь в искусственном жильё, возможно, совсем не смог бы догадаться, что его создали не силы Природы. О среде, которая одновременно является однородной и непреодолимой, нельзя с уверенностью сказать, создала ли её Природа или инженерное искусство. А так как Вселенная однородна и из неё нельзя выйти, то «Новая Космогония» называет её полностью перестроенной.