Филип Фармер - Ночные кошмары

— А что говорят другие?

— Мама сойдет с ума, буквально сойдет с ума, папа, если не сможет выбраться. Роджер говорит, что решение за тобой. Морна Тинкроудор говорит, что сделает все возможное, чтобы вытащить тебя, но это просто болтовня, и она это знает. Лео Тинкроудор говорит, что ты не должен сдаваться этим ублюдкам. Но он-то счастлив. Он получает все книги и выпивку, которые только пожелает, и ему не нужно содержать себя. Он посылает сообщение: каменные стены не делают тюрьму. Я думаю, он считает, что ты сам выберешься.

— Если бы они хотели, чтобы я сделал что-то плохое, — сказал он, — мне пришлось бы отказаться, и я уверен, что вы не захотите, чтобы я сказал: «Да». Но я говорю: «Да». Только, Гленда, обещай, что не забудешь меня. Ты будешь писать мне, по крайней мере раз в неделю. И ты будешь навещать меня время от времени.

— Конечно, папа, — ответила Гленда. — Но это же несправедливо! У тебя есть дар, ты будешь делать добро многим людям, и все же тебя будут держать в тюрьме!

— Я не первый, — вздохнул Пол Эйр. — И не последний. Во всяком случае, они держат меня здесь, чтобы я никому не причинил вреда, хотя, видит Бог, я никому не желаю зла. Во всяком случае, сознательно.

Он наклонился к дочери и прошептал:

— Скажи Тинкроудору, чтобы он продолжал поиски. Он поймет, что я имею в виду.

Поздно ночью Пол Эйр проснулся, зная, что кто-то или что-то находится рядом и хочет, чтобы он проснулся. Он встал, подошел к окну и посмотрел на стену, на реку за ней и на город, сверкающий множеством огней. Рядом с окном, футах в двадцати, висело блюдце. Оно кружилось, и его вращение, казалось, производило тот же шум, который он слышал во сне. Гудение было модулированным, и его послание, как ему показалось, было прощальным. Прощание и грусть. Оно прилетело на землю по какой-то неизвестной причине, попало в аварию, вызвав незапланированную катастрофу, перемены в другом существе, и теперь должно было улететь. Что бы оно ни породило в нем, оно чувствовало, что это не принесло и не принесет плодов.

Внезапно тарелка взмыла вверх. Пол Эйр ткнулся лицом в решетку и посмотрел вверх, но ничего не увидел. Когда он отошел от окна, перед ним замелькали красные поля и зеленый город. Было ли это видение дома той твари? Было ли видение передано ему каким-то ментальным способом от существа? Или же он носил в себе одного из своих потомков, и этот ребенок носил в себе наследственную память о доме своей матери? И было ли оно способно передавать ему это наследственное видение время от времени, когда он, или оно, или и то и другое испытывали стресс?

«Теперь я никогда этого не узнаю», — сказал он себе. Посетитель явился по неведомой причине и исчез по таинственной причине. Какова бы ни была его миссия, она была прервана.

Это была его судьба — стать единственным человеком на Земле, которого коснулись звезды. И это была его судьба — стать пугалом для других людей. Итак, пока тот, кто приподнес ему обоюдоострый дар, бродил в пространстве между звездами, он, получатель, был заперт в маленькой комнате. Навсегда.

— Не навсегда, — пробормотал он. — Вы могли бы удержать меня, если бы я был просто человеком. Но сейчас я не обычный человек. Вы пожалеете, что заперли меня. Вы пожалеете, что не обращался со мной как с человеком.

ЧУВСТВУЯ, ЧТО ЗА ним наблюдают, Пол Эйр нырнул под кровать. Здесь телекамера не могла его видеть. Его стражи будут в бешенстве, но они не посмеют войти в его палату. Они же не хотели падать замертво.

Обнаженный, он лежал на спине, уставившись на пружины кровати и матрас. Над матрасом были простыни и одеяла, потом крыша, потом облака. А над облаками — ночное небо. И в небе была звезда, которая своим притяжением удерживала планету, которая была его домом. Ну, не совсем его домом. Это было место рождения того, что пряталось в его мозгу, того, что заставляло его меняться.

Эта мысль была не совсем верной. Существо становилось им, и он становился этим существом. Крошечная желто-кирпичная штучка в нем росла и брала верх. И Пол Эйр принял это. Он и оно сливались воедино.

Он был напуган, но не настолько, как следовало бы. К страху примешивалось предвкушение. Кроме того, перемены были неизбежны. Он видел пришельца во сне двенадцать ночей подряд. Существо общалось с ним во сне, в образах и чувствах. У них не было общего языка, но они и не нуждались в нем.

Его тело сжималось, округлялось, расплющивалось. Плоть и кости размягчились, как размягчились кости его дочери, когда он встретил ее в машине на школьной парковке, убегая от полиции. Но ее скелет стал полужестким, так что она могла принять человеческий облик. «До этого у нее была не человеческая форма, — подумал он. — А теперь она стала слишком человеческой». Приемлемая человеческая форма с прямым позвоночником, полной грудью и нормальными ногами. Но он примет нечеловеческую форму. На самом деле такой формы еще не было ни у одного человека.

Куда пойдут его кости и органы?

Он подставил одну руку под пружины. Ногти мерцали, плоть светилась. Увидят ли наблюдатели, как темнота под простынями, свисающими по бокам, растворится в ярком свете? Может, они подумают, что он сам себя поджег? А потом, зная, что у него нет ни спичек, ни горючей жидкости, догадаются, что он не смог бы себя поджечь? Они хотели бы послать кого-нибудь в его палату, но не посмеют. Они могли только смотреть и удивляться.

У Пола Эйра было чем всех их удивить. Как можно было так изменить и сжать его сто пятьдесят фунтов, не убив его самого? Как можно расплющить и уплотнить его мозг, не убив его самого?

Его тело обмякло и распласталось. Он попытался поднять голову, но не смог. Его глаза разделились, один устремился влево, другой-вправо. В то же время его зрение стало слабее. Только яркий свет позволял ему вообще видеть. Глаза стали меньше, они начали погружаться в его череп. Но они не могли уйти далеко, потому что его череп был распластан и в то же время уменьшался.

На какое-то время его глаза оказались на дне колодцев, или, по крайней мере, ему так казалось. Он вспомнил, как читал, что днем человек может стоять на дне

глубокого колодца и смутно видеть звезды. И вот появились звезды. И кометы. Но они были внутри него — это нервы подавали сигналы. И скоро нервы у него сдадут. Или превратятся в структуру, которую неврологи Земли не смогут понять. И изменились их функции тоже, функции, лежащие за пределами понимания его тюремщиков.

Тело Пола Эйра двигалось по полу, словно амеба. Хотя он не мог видеть самого себя, он знал, что должен выглядеть так, как будто превращается в амебу. Его туловище расплющилось и стало круглым. Его ноги, руки, голова превратились в плоские, округлые формы и тоже уменьшились. Он стал амебой, выпускающей псевдоподии.