Филип Фармер - Ночные кошмары

— С другой стороны, — продолжал свои рассуждения Тинкроудор, — если человек умирает, любовь и сострадание тоже уходят. Возможно, мы всего лишь очередная ступень эволюции, ведущей к обществу, все члены которого будут переполнены любовью и состраданием. Но я спрашиваю нашего Создателя, почему, если это правда, мы должны так страдать? Разве мы ничего не значим?

Тинкроудор однажды написал рассказ «То, что вы видите», в котором посетители со звезды Алгол в качестве прощального подарка распылили аэрозоль по всей Земле. Они покрыли особым слоем все зеркала в мире, и всякий раз, когда кто-нибудь смотрел в одно из них, он видел себя таким, каким был на самом деле. Это не возымело желаемого эффекта, не вызвало изменений к лучшему в зрителях собственного «я». Вместо этого все зеркала были разбиты, и был принят закон, предусматривающий смертную казнь за изготовление зеркал. Однако в законе не было необходимости. Никто, кроме нескольких мазохистов, не хотел смотреться в зеркало…

В итоге Пол Эйр спросил Тинкроудора, почему, если он так думает, он не покончил с собой.

— Мне нравится делать несчастными себя и других, — ответил писатель.

А теперь душа Тинкроудора была разорвана надвое. Он хотел выжить и, следовательно, хотел, чтобы Эйр умер. Он также хотел, чтобы Пол Эйр выжил, потому что тот может стать следующей ступенью в эволюции человека.

То, что сам Пол Эйр мог это понять, означало, что он эволюционировал. Было время, когда он был бы слишком ограничен в мировоззрении, чтобы понять, что беспокоит Тинкроудора. Эйр был инженером, который мог анализировать неисправности в машинах до последней гайки и болта. Но изучение неисправности в мировосприятии людей был выше его сил. Раньше люди казались ему непроницаемыми и иррациональными.

В ТУ НОЧЬ Пол Эйр пробудился от сна, не потревоженного сновидениями. Он встал, выпил воды и подошел к единственному окну, чтобы посмотреть на ночное небо. Звезды сверкали в вышине, река блестела, и город по обе стороны реки были испещрены пятнами и полосами огней.

«Как зебра с корью», — подумал Пол.

Между зданием клиники и высокими каменными стенами была мощеная площадка. Она была ярко освещена прожекторами, установленными на здании и стене. Башня на углу стены слева от него торчала вверх, как рука регулировщика, сигнализирующего об остановке. На площадке, на вершине башни находились два охранника, вооруженные винтовками и пулеметом.

Пол Эйр был удивлен, хотя и не шокирован, увидев самку леоцентавра, стоящую на тротуаре внизу. Свет блеснул белым на ее обнаженной верхней части туловища, черным на ее длинных волосах и рыжевато-коричневым на львином нижнем теле. Она улыбалась ему и помахала рукой.

В последний раз, когда он видел ее, она была чем-то в форме блюдца, висящим в воздухе за его окном. Из ее кружащегося тела донесся звук, который показался ему прощальным. Но он ошибся. Она все еще была рядом, все еще наблюдала за ним. Как мать над своим ребенком.

Со сторожевой башни донеслись крики. Леоцентавр отскочила в сторону, когда винтовочные пули ударили в тротуар, а затем исчезла из поля зрения Эйра, уйдя куда-то вправо. Мгновение спустя пулемет открыл огонь, но после пяти очередей замолчал. Выстрелов больше не было, но поднялась тревога.

Через три четверти часа после того, как охранники и собаки перестали бегать по тротуару, лицо Тинкроудора вновь появилась на экране телевизора.

— До сих пор я был чем-то вроде Иоанна Крестителя для странного мессии, — начал он. — Вера была заметна только по ее отсутствию. Но теперь они верят! У них есть не только два свидетеля, но и фотографии! На сторожевой башне была установлена кинокамера. Во всяком случае, вот несколько снимков.

На первом была убегающая леоцентавр. На третьей она прыгала высоко в воздух. «Не меньше пятнадцати футов», — прикинул Эйр. На пятом оказалось вытянутое пятно. На следующем был изображен размытый, но, несомненно, похожий на блюдце объект. На последней была изображена тарелка, освещенная прожектором.

— Очевидно, она не думала, что ей действительно угрожает опасность, — заметил Тинкроудор. — Иначе охранники были бы мертвы. Конечно, может случиться так, что взрослый инопланетянин не способен убивать с помощью экстрасенсорных средств или как бы это ни было сделано. В этом случае ты, если станешь взрослым, можешь больше не представлять опасности. По крайней мере, одной опасностью станет меньше… Но ты всегда будешь представлять угрозу… Одна из причин, по которой я думаю, что взрослая форма, возможно, не может убить, заключается в том, что ты не убил охранников. Ты, эта штука в тебе, во всяком случае, должно быть, хотела защитить свою мать. Так почему же ты этого не сделал? Или есть что-то, чего мы не знаем?

Пол Эйр подавил любое проявление радости по поводу побега матери. Он сказал:

— Так что же теперь происходит?

— Не знаю. Думаю, они собираются известить Белый дом о том, что тут происходит. До сих пор они были очень скрытными. Очень немногие чиновники знают, что человек содержится под стражей вообще без каких-либо судебных процессов, в нарушение его гражданских прав. И еще меньше людей знают истинную причину этого. Но теперь, когда у них есть доказательства, которые даже самые лишенные воображения люди должны будут принять, им придется сообщить обо всем руководству страны. Хотя, возможно, потребуется некоторое время, чтобы убедить их.

«Ты же не хочешь сказать, что все, кто в курсе, будут напуганы до смерти, — подумал Эйр. — До самой смерти».

И в то утро, когда было еще темно, он разделся и залез под кровать. Через некоторое время он появился, дрожащий, слабый и испуганный. На полпути преобразования он остановился. Он долго лежал в постели, ворочаясь с боку на бок и проклиная себя за слабость. И все же он был рад, что в нем осталось что-то человеческое… На этот раз он сам отказался стать нечеловеком. Наконец он заснул, а проснулся в половине одиннадцатого. Он позавтракал и прочитал несколько страниц книги о племени в высокогорьях Новой Гвинеи. В последнее время он много и много читал книг про этнографии и антропологии, пытаясь наверстать все те годы, когда читал только ежедневные местные газеты и спортивные журналы.

Когда он начал расхаживать взад и вперед, включился телевизор.

— В этот раз я в последний раз вижу тебя, Пол, — начал Тинкроудор. — Во всяком случае, в этой клинике. Я уезжаю. Я больше не хочу иметь ничего общего с этими людьми. Или с тобой. Я больше не могу этого выносить. Я разрываюсь между своей совестью и тем, что, по моему мнению, логически должно быть сделано. И этот последний инцидент — это слишком много для меня. Признаюсь, это была моя идея, но мне не понравилось, когда они решили воплотить ее в жизнь…