Филип Фармер - Ночные кошмары

Затем, сделав широкий круг по лесу, он пересек залитый лунным светом луг, потому что оттуда до него донесся овечий запах. Когда он приблизился к опушке леса, он почувствовал запах овец, мяса, которого он больше всего жаждал. Из темноты деревьев вышел человек. Луна осветила ствол винтовки. Он поднял оружие, когда волк с рычанием прыгнул на него.

ШЕРИФ ИГЕР НЕ присоединился к охоте к северу от фермы Бенджера. Вместо этого, разгадав все уловки своей жертвы, обнаружил след, отправился за Варгликом в дубовую рошу. Он сидел в машине у дороги, пока

волчий вой не подсказал ему, что случилось то, чего он ожидал. Через десять минут он вышел из машины и осторожно приблизился к роще. Он как раз успел заметить пушистый хвост, исчезающий в темном лесу.

Посветив фонариком, он пошел по следам на мокрой земле. Через некоторое время он услышал отдаленные выстрелы. Определив, с какой стороны они идут, шериф срезал путь, отправившись через лес. Еще до того, как он добрался до луга, он увидел огромного волка, скачущего по лугу. Шериф подождал, пока зверь будет почти готов броситься в лес, и вышел. Его винтовочные патроны были не серебряными. Утверждение «Серебро — смертельно для оборотней» — полная чушь. Высокоскоростная свинцовая пуля 30-го калибра убила бы любое животное, включая человека, весом в сто восемьдесят фунтов. Оборотень может оказаться существом сверхъестественного происхождения, но он подчинялся тем же законам физики и химии, что и любое другое животное.

Пуля вошла в зияющую пасть зверя, отскочила от неба, вонзилась в горло и вошла под углом в печень. Волк был мертв, как и Варглик. Также не было обратного превращения в человеческое тело, как показано во многих фильмах. Существо было мертво, и принцип трансформации не мог действовать на клетки. Волк остался волком.

Игеру не нужны были ни вопросы, ни огласка. Шериф освежевал труп, вырыл могилу и похоронил волка. В процессе повторной метаморфозы кожа отвалилась бы, предположил он, отделившись от тела и других частей кожи. Но теперь она оставалась целой, процесс изменения остался в тайне.

ТЕПЕРЬ ШКУРА ВИСЕЛА над камином в доме шерифа. С каждой ночью ее свет, казалось, становился все ярче. Шериф подумывал о том, чтобы уничтожить ее. Он знал, или думал, что знает, что сделает в ближайшее время, если шкура останется в поле его зрения или в пределах досягаемости его руки… Он должен сжечь ее, иначе…

Голодный волк попытается добраться до мяса, даже если увидит ловушку. Железные опилки устремятся к магниту, что бы ни случилось. Мотылек не погасит пламя, но полетит на свет…

ВЕСЬ ДЕНЬ РЭД Мак-Кьюн работал в городе, как галерный раб. Как Бен-Гур он с трудом «тащил свой прекрасный многопалубный корабль по воде». Рэд работал, сливая струей из шланга уродливые куски дерьма в канализации. Они были его бременем, и Ред, всегда поэт, однажды назвал их «фарделями». Его напарник, Ринго Рингголд, спросил:

— …Мне кажется, в фарделиях царстве гниль…

— Ладно, а что такое «фардель»?

По выражению лица Ринго было видно, что он считает, будто фардели — старые пердуны. Вот что делает с человеком работа в канализации.

— Это слово использовал один мой коллега, — пояснил Рэд. — Коллега-поэт. Билл, Оквокский бард.

— Боже, неужели еще один? — сказал Ринго. — Что он здесь делал?

— Как-то составил мне компанию.

Ринго хмыкнул. Если бы речь шла о Второй мировой войне, Ринго не перестал бы говорить. Он был одним из первых черных морских пехотинцев, отправленных в южную часть Тихого океана, чтобы убить или быть убитым, а может быть, и то и другое. Ринго сделал выбор в пользу «убить» и вернулся с полным вещевым мешком сувениров и множеством историй.

— Восхищаюсь этими маленькими желтыми ублюдками, — сказал он однажды Рэду. — Только они не были желтыми. Они противостояли нам, белым, как настоящие мужчины. — Рэд тогда закатил глаза, и Ринго быстро добавил: — И все таки все мы, американцы, белые, а они все желтожопые.

Ринго был немного странным. В этом можно было бы обвинить всех морпехов, но Рэд считал, что Ринго повредил голову, работая в канализации. Поток дерьма делает это со всеми рабочими, включая самого Рэда. Темнота, мусор и говно на темной воде, газы, жара — все это создавало коктейль, от которого у самого крепкого парня голова кругом пойдет…

Рэд подцепил туфлю на высоком каблуке, осмотрел ее, прежде чем отшвырнуть обратно. Видимо, ее носила какая-то счастливая молодая красавица 1909 года. Эта соска никогда бы не поверила, что вскоре гордость ее туалета станет мято-сморщенной, согнутой и расходящейся по швам, воняющей кислым… Вышедшая из моды, устаревшая туфля, точно как ныне и ее хозяйка.

Газы — пессимизм живота, а пессимизм — газы души. Рэд очень страдал и от того, и от другого. Но он считал себя одновременно и поэтом, и археологом. Один из способов скоротать время в канализации — вообразить себя археологом. Забудьте все, что знаете о реальности. Представьте себе, что реконструируете цивилизацию наверху только на основе того, что проплывало мимо, на основе того мусора, который он поливал из шланга.

Там, наверху, странный мир. Когда-то здесь плавало много презервативов, но теперь их стало совсем мало. Это означало, что у них там перенаселение, а на фабриках резиновых изделий кризис. А может, каучука стало меньше, и через несколько месяцев там, где раньше косяками маленьких белых рыбок, подпрыгивая, кружа и ласково обнюхивая друг друга, плыли презервативы, остались лишь одиночки. Им не с кем было ткнуться носом или поиграть в пятнашки.

Из этого Рэд сделал вывод, что там, наверху, произошло что-то ужасное. Это снова была Красная маска Смерти, хотя на этот раз это были не красные пятна на коже, а импотенция. Существо в маске бродило по улицам города Золотых Ворот, прикасаясь то к одному, то к другому своей палочкой. Не имело значения, кто были эти люди: банкиры, гангстеры, толкачи, просто янки, битники, носильщики, сторожа, астрологи, ведущие ток-шоу… Их концы обмякли, когда сигареты упали в унитаз.

Рэд прошел в восторг от этого образа. Сам он был так уродлив, что мало кто из женщин хотел иметь с ним дело, а с теми, кто хотел, он не хотел иметь ничего общего. Это был случай, когда подобное отталкивало подобное.

Рэд представлял себя современным Квазимодо. Там, где горбун полез на шпиль, Рэд решил спуститься вниз. От высоты у него закружилась бы голова.

Иногда он слишком увлекался своей фантазией уменьшающегося населения. Когда он как-то выполз из люка, он был удивлен тем, что улицы не пусты.

— Нет, они все мертвы, просто не знают этого, — пробормотал он.

Сегодня Рэд разрабатывал новую археологическую теорию на основе качества экскрементов, проплывающих мимо него. Когда он начал работать, двенадцать лет назад, плоды жизнедеятельности человека проплывали мимо, похожие на сосиски-гондолы, плывущие по темной Венеции, были высшего качества. Ничего, что могло бы сравниться с вещами во флигеле его деда. Конечно, вещи были не класса АА, но все же класса А. Вещи, с которыми он сталкивался сейчас, были «подводными лодками периода Первой мировой войны» по сравнению с великолепными «Королевами Елизаветами», «Титаниками» и «Лузитаниями» прошлого. В те дни даже отбросы бедняков превосходили лучшие из богатых отбросов 1966 года. «И если ныне мусор так плох, подумай, каким он станет в 1976 году?»