Гораций Голд - Искривление

— Говорю же, я Мухаммед, пророк Аллаха, — пронзительно произнес он. — Пойдем со мной. Мой дом недалеко. Ты не должен исчезать, пока не поймешь, что я Мухаммед.

Удивительно, но здоровяк последовал за ним. И все же Мухаммеду пришлось признать, что начало было так себе. Сатана определенно приложил руку к этому сну.

Шейх Али ибн Али, терзался вопросом, не мог ли Пророк действительно сойти на Землю, чтобы испытать его преданность, показав себя немощным, низкорослым человеком, который не мог не вызвать у него презрения. Дорогая одежда его спутника говорила о богатстве. Возможно, ему не следовало издеваться, когда незнакомец объявил себя пророком. Когда они добрались до сакрального места, которое, согласно легенде, являлось домом Мухаммеда, он был убедился в этом.

Семь дней и ночей Али ибн Али оставался в доме Пророка, где окончательно уверился, что его хозяин действительно — истинный пророк.

В то время из Иерусалима пришла весть, что Ибрагим жив; а из Египта, что живы фараоны и Юсуф со своими братьями; и со всех краев, что их святые отцы снова воскресли.

— Это колдовство, — сказал Мухаммед однажды ночью, когда он и Али сидели в большой главной комнате. — Все не так, как предопределил Аллах. Это дело рук дьявола, христиан и евреев. Аллах разгневан тем, что мы позволили им так долго жить.

— Вы предлагаете войну? — допытывался Али.

Мухаммед пожал плечами. Это могло быть концом его мечты.

— Я не могу вести людей на войну. Они не последуют за мной.

Должен ли он сказать, что у него на уме? — задался вопросом Али.

— Они последовали бы за тобой, — смиренно произнес Мухаммед. Сила, которую он воображал для себя, ускользала из его рук.

Али подозревал, о чем сейчас думает Мухаммед. Тем не менее, причина была большей, чем любой человек, даже большей, чем пророк. Слишком долго неверные собаки выставляли напоказ безверие свое. Теперь, благодаря их же магии, они заставили всех людей жить одновременно.

Мекка, святой город, голодал. Мекка умирала от эпидемий. Верующие повсюду умирали прежде, чем могли избавить мир от неверных и обеспечить себе путь на небеса. Именно сейчас время нанести решительный удар, прежде чем кто-либо еще умрет.

Все, что он сказал, было правдой, признал Мухаммед. Он сам думал о том же. И все же в его глазах стояли слезы. Его бренные руки дрожали, когда он перечислял детали своего плана.

МИР БЫЛ расколот пополам. Верующие в Китае, Японии, Индии и Африке собрались вокруг величественного гиганта, который провозгласил себя Мухаммедом, пророком Аллаха. Были миллиарды, бесчисленные миллиарды готовых к войне людей, убежденных, что их путь на небеса гарантирован уничтожением безбожников, и жаждущих доказать это.

Над всей этой массой, подобно горе, возвышающейся над ордами ничтожных людей, стоял человек по имени Мухаммед, призывающий своих последователей к яростному кровопролитию.

Япония воспользовалась этой возможностью без малейших сомнений — просто как шансом, которого она долго ждала. Хотя подавляющее большинство ее населения были буддистами, они вдруг случайно преобратились в магометян и влились в массу религиозных фанатиков. Именно Япония построила тысячи ракет, реквизировала все корабли и самолеты, независимо от того, насколько устаревшими или изношенными они были.

В странных дирижаблях, которые летали на высоте шестидесяти миль над землей, в ветхих аэропланах, в торговых кораблях, вооруженных примитивными пушками и самыми передовыми лучеметами, пешком, на верблюдах, на лошадях, в автомобилях, мотоциклах, велосипедах и в бесколесных катерах, которые стремительно двигались на десяти или более футах от земли — невообразимая армия собралась и выступила против цивилизации.

Всю эту массу непоколебимой силы возглавлял человек, известный как Мухаммед. Правой рукой его был невзрачный щуплый человек, страдающий эпилептическими припадками. Военные гении Японии неопределенно маячили на заднем плане, нелепо переодетые в бурнусы, за которыми их узкие глаза, желтая кожа и плоские переносицы были бы совершенно очевидны, если бы они не прятались за громадным Мухаммедом.

ВАТИКАН в Риме, Вестминстерское аббатство и площадь Мейфэр в Лондоне, Кремль в Москве и музеи Ленинграда, Лувр и район Монмартр в Париже — все это было уничтожено атомными бомбами в ночь на 19 августа.

Европа содрогалась в конвульсиях чередующих друг друга землетрясений, которые продолжались в течение трех дней в разбомбленных районах. Ядовитые газы вздымались из куч пепла этих городов, убивая миллионы людей в перенаселенных районах, когда ветер неприкаянно носился туда-сюда.

Еда была уничтожена; то немногое, что осталось, некому было делить. Ошеломленные, потрясенные ужасом, люди метались, как испуганные тараканы. Мор и голод преследовали их.

Вслед за этим стремительно ворвалась армия фанатиков. Их оружие, в основном, было примитивным, но Европа могла бороться только жалкой сталью — орудий и боеприпасов не хватало.

В резне не было нужды. Во всяком случае, все умерли бы от голода. Но с кровью неверного, капающего с меча, можно быть уверенным в грядущем раю.

Европа исчезла в клубах дыма и мрачно кружащихся облаках атомной пыли. Армия фанатиков была рассеяна повсюду. Их число стало крошечным теперь; болезни и голод убили более девяти десятых неотразимой армады. Японцы цинично представляли себе острую нехватку гурий в раю.

РАННИМ утром 20 августа прогремел взрыв, как будто в центре Нью-Йорка внезапно взорвался вулкан, и Эмпайр Стейт Билдинг величественно рухнул, обвалив построенные рядом здания, что начали падали одно на другое. Манхэттен от реки Гарлем до Бэттери погрузился в руины из крошева цемента и скрученных стальных балок.

Один модифицированный заряд титанита, брошенный на 33-й улице, в ста футах от Пятой авеню, уничтожил весь город. Сама его структура фактически помогла этому.

ДИРИЖАБЛЬ межконтинентальных линий поднялся с причальной мачты на вершине Эмпайр Стейт Билдинг ровно в два тридцать утра 20 августа. Вскоре, едва только он взмыл на высоту шести миль, его подхватили потоки воздуха и перевернули несколько раз. Бездонные воздушные ямы ополчились против него, он нырял в них и ударялся, словно о стены. Огромный дирижабль двадцать шестого столетия швыряло подобно шлюпке в бушующем море.

Плотно привязанный к сиденью, пилот боролся с непослушным управлением. Рулевое колесо выбило ударом. Он услышал треск и удивленно обнаружил свою руку безвольно повисшей. Нахлынула жуткая боль.

Он щелкнул рычаг левой рукой. Все иллюминаторы герметично закрылись.

От боли в руке кружилась голова. Ремни врезались в тело, когда он повис на них.