Грег Иган - Останови мое падение

К тому времени, когда я подключаю свой ноутбук к офисному компьютеру, я больше не злюсь и даже не расстроен. Я просто подавлен.

И в качестве прекрасного завершения чудесного вечера посреди передачи одного из файлов пропадает электричество. Я целый час сижу в темноте, жду, появится ли оно. Не появляется, и я иду домой.

Все налаживается, нет никаких сомнений.

Законопроект Алвик был отклонен, у Зеленых новый лидер, так что для них еще не все потеряно.

Джека Келли посадили за контрабанду оружия. «Крепость Австралия» продолжает развешивать свои идиотские плакаты, но их в свое свободное время срывает группа студентов‑антифашистов. Когда мы с Ранжитом наскребли достаточно денег на охранную систему, граффити перестали появляться, а в последнее время стали редкими даже письма с угрозами.

Мы с Лорейн теперь женаты. Мы счастливы вместе и довольны своей работой. Ее повысили до заведующей лабораторией, а «Мэтисон&Сингх» процветает и даже получает деньги. О большем я и просить не мог. Иногда мы заводим разговор об усыновлении ребенка, но, по правде говоря, у нас нет времени.

Мы редко говорим о ночи, когда я поймал граффитиста. Той ночью в центре города электричество пропало на шесть часов. И той же ночью сломались несколько морозильных камер, заполненных криминалистическими пробами. Лорейн отвергает все параноидальные теории по этому поводу; доказательства утеряны, как она говорит. Пустые рассуждения бессмысленны.

Но мне иногда становится интересно, сколько еще людей придерживаются той же точки зрения, что и тот испорченный ребенок. Не обязательно в плане наций или расы, а вообще людей, которые проводят свои собственные линии, чтобы разделить нас и их. Не скоморохов в ботфортах, выставляющих себя напоказ перед камерами, а людей умных, находчивых, дальновидных. И безмолвных.

И мне интересно, какую крепость они строят.

Перевод: любительский.

Аннотация:

(Into Darkness) — 1992год.

По неизвестным причинам в разных точках на поверхности Земли периодически появляется сфера, пространство-время в которой вывернуто так, что движение внутри неё возможно только от края к центру. Для спасения людей, попадающих в аномальную зону и не могущих выбраться, созданы специально оборудованные бригады.

Звук зуммера с каждой секундой становится громче и пронзительнее, и, соскакивая с кровати, я знал, что пробудился меньше чем за секунду. Готов поклясться, сначала он мне приснился — я спал и слышал звук задолго до того, как он возник в реальности. Такое случалось несколько раз. Может быть, это просто игры сознания, может быть, сны создаются, только когда пытаешься их вспомнить. А может, он мне снится каждую ночь, каждое мгновение сна, на всякий случай.

Свет над зуммером был красным. Не учебная.

Оделся я на бегу, устремляясь через комнату к кнопке подтверждения. Едва зуммер заткнулся, стало слышно приближающуюся сирену. Я долго возился, зашнуровывая ботинки, подхватил пристроенный возле кровати ранец и включил питание. Ранец замигал диодами, проходя процедуры самодиагностики.

Я вышел на обочину. Патрульная машина шумно затормозила, открылась задняя пассажирская дверца. Я знал водителя, Анжело, а вот второго полицейского раньше не видел. Пока мы набирали скорость, на терминале машины в обманчивом инфракрасном изображении появился логотип Воронки — непроницаемо черный круг посреди узора из разноцветных фигурок. Через мгновение его сменила карта местности — один из новеньких микрорайонов на северной окраине, сплошь тупики да дома кольцами, с отмеченным центром и границей Воронки. Пунктирная линия показывала, где должно быть Ядро. Оптимальные маршруты не были обозначены: слишком сильно это сбивает с толку. Я уставился на карту, пытаясь ее запомнить. Не то чтобы у меня не будет к ней доступа там, внутри, но если просто знаешь , экономишь уйму времени. Когда я закрыл глаза, чтобы понять, преуспел ли, запомнившийся узор расположения домов казался ничуть не лучше лабиринта из книжки с ребусами.

Мы выскочили на автостраду, и Анжело дал полный газ. Он хороший водитель, но иногда я задумываюсь, не самая ли это рискованная часть всего предприятия? Полицейский, которого я не знал, похоже, так не считал. Он обернулся ко мне:

— Я тебе вот что скажу. Я уважаю то, что вы делаете, но вы, должно быть, чертовы психи. Я бы внутрь этой штуки не полез и за миллион долларов.

— А сколько нобелевка? Больше миллиона? — ухмыльнулся в зеркале заднего вида Анжело.

— Сомневаюсь, — фыркнул я. — Не думаю, что Нобелевскую премию дадут за бег с препятствиями на восемьсот метров.

Средства массовой информации, похоже, решили выставить меня классным экспертом, не знаю почему. Может, из‑за того, что я однажды в интервью употребил термин «радиально анизотропный». Я, конечно, провел один из первых научных «прогрузов», но такое мог сделать любой бегун. Сегодня это обычное явление. На самом деле, по международному соглашению никому, имеющему даже микроскопический шанс внести вклад в теорию Воронки, не позволено рисковать жизнью и лезть внутрь. Если уж я чем‑то и отличаюсь от прочих, так это недостатком подготовки: большинство добровольцев имеют за плечами опыт работы хотя бы в обыкновенной службе спасения.

Я переключил часы в режим секундомера и синхронизировал их с показаниями терминала, потом проделал то же самое с таймером ранца. Шесть минут двенадцать секунд. Проявления Воронки подчиняются точно такой же статистике, как и радиоактивная нестабильность ядра атома элемента с периодом полураспада восемнадцать минут. Семьдесят девять процентов существуют шесть минут или дольше. Чтобы получить вероятность для любого конкретного времени, нужно умножить 0,962 на себя столько раз, сколько прошло минут, и вы не поверите, как быстро это число способно уменьшаться. Я заучил вероятности вплоть до одного часа (десять процентов), что, возможно, было разумно, а может, и нет. Вопреки тому, что подсказывает чутье, Воронка по прошествии времени не становится опаснее, «нестабильнее», равно как и произвольное отдельное радиоактивное ядро. В любой данный момент она может спокойненько задержаться на лишних восемнадцать минут, если, конечно, еще не исчезла. Ровно десять процентов проявлений длятся час или больше, половина Воронок все еще бывают на месте восемнадцать минут спустя — и с каждой минутой опасность не увеличивается.

Прежде чем задаться вопросом, какие сейчас ставки, бегун внутри Воронки должен оставаться живым. И тогда кривая вероятности заново начинается с этого момента. Прошлое не может причинить вреда. Шанс остаться в живых за прошедшие икс минут равен ста процентам, если тебе это уже удалось. Когда неизвестное будущее становится неизменяемым прошлым, риск так или иначе сразу превращается в определенность.