Владимир Грузда - Время Змея

— Это новая попытка увести следствие в сторону. Дескать, потерпевший ненормальный, что с него взять.

— А это не так?

В глазах майора блестела сталь, но вместе с тем и явно различимые теплые нотки. В этом взгляде Рассказову почудилось родное и близкое. Всплыли воспоминания из такого теперь далекого детства. Так на маленького Сережу смотрел отец, провожая в школу и давая полусерьезные-полушутейные напутствия. Как давно повзрослевший Сергей не видел этого родного взгляда!

Отставив сентиментальные воспоминания в сторону, Рассказов погрузился в Оперативную Сеть и через минуту перебросил на МУН руководителя выписку из медицинской карты Степана Кирилловича Иванова. Персональная информация по Иванову оказалась местами отредактирована, но те, кто этим занимался, имели по видимому очень узкую цель, оставив целые нетронутые пласты.

— С заключением судмедэксперта я не согласен. Иванов более двадцати лет обследовался в одной и той же поликлинике. И ничего у него не выявлялось. Даже жалоб не было. А тут такое!

— Твое согласие или не согласие к делу не пришьешь. — Очень хладнокровно заявил Игнатьев. — Нужны факты, а их нет.

— Как нет? — возмутился Рассказов. — У меня два взлома системы контроля доступа и хранения информации. Оба связаны с Ивановым.

— Ну узнали мы, что Иванов был в полиции, и что с того?

— Важнее, что мы узнали, что кто-то не хотел, чтобы мы это узнали. Есть версии, которые нужно отработать. Но нам этого сделать не дают!

— А какими фактами мы располагаем? Нужны доказательства. Пока все это только домыслы.

На имеющиеся факты все пытались закрыть глаза. Оставалось последнее — предсмертное сообщение Иванова. Но не имея текста, наличие самого сообщения казалось двусмысленным. Поэтому Рассказов предусмотрительно решил не напоминать о нем начальнику Отдела. На это имелась веская причина: после заключения судебных медиков такое сообщение только утверждало во мнении о шизофрении погибшего гражданина. Хотя для самого Рассказова этот вопрос окончательно не разрешился. Диагноз Иванова, озвученный патологоанатомом, выглядел весьма вероятным, но не вполне доказанным. Это обстоятельство тоже предстояло расследовать.

Но так как именно сейчас и решался вопрос о дальнейшей судьбе официального расследования, Рассказов спустя несколько мгновений все же сказал:

— Но последнее сообщение Иванова…

— Гражданин дознаватель, какую юридическую ценность могут иметь слова шизофреника, покончившего собой, согласно заключению следственных органов и судебно-медицинской экспертизы? — Взгляд майора не изменился. Стальной, твердый и понимающий. Голос спокойный, без надрыва. — Дело передано следователю, и он пришел к заключению — дело закрыть.

— Но факты?

— Техническая неисправность, сбой системы — это не факт, а случайность и… разочарование.

— Но вы же понимаете, что такие случайности — повод к открытию уголовного дела? Взлом системы в Управлении Полиции — это…

— Это повод замять дело, чтобы не было огласки.

— Но…

— Рассказов, ты человек новый, а мы так работаем.

Начальник оставался терпеливым и непреклонным. Это еще больше злило молодого полицейского. Ситуация рисовалась предельно ясной. Дело закрыли, и пока у Сергея не будет на руках стопроцентного факта к пересмотру, никто не шевельнет и пальцем, чтобы выудить из архива документы по самоубийце Иванову. Конец.

Но что-то в тоне майора бросало слабые лучики света в этом непроглядном мраке. Почему-то начальник говорил так, словно уговаривал молодого сотрудника согласиться с этими выводами. Значит тоже понимал, что дело нечисто.

Словно в ответ на размышления подчиненного, Игнатьев полушепотом, но отчетливо произнес:

— Рассказов, если хочешь остаться работать в нашем ведомстве, забудь об этом деле! Дело по самоубийству Иванова закрыто. Если, Сергей Петрович, тебе удалось нарыть какие-либо дополнительные сведения — передай все следователю.

Сказанное не оставляло никаких сомнений — у дознавателя Рассказова никаких дополнительных сведений для следователя Слепцова найтись не могло.

— Если никаких сведений нет, — продолжил руководитель, — Забудь об этом деле и сконцентрируйся на текущей работе. Я передал тебе в разработку необходимые материалы. Проверь на Устройстве.

Рассказов сдерживался из последних сил, чтобы не взорваться от негодования, и, казалось, Игнатьев ясно считывал состояние его души. Слегка прищурив глаза, начальник отдела добавил:

— Я вижу, ты хороший сыскарь! Отлично отработал версию с…

Майор замолчал, понимая, что следующие слова станут противоречием того, что они обсуждали буквально пару часов назад. Рассказов понимающе кивнул, дав обратную связь начальнику Отдела. Тот благодарно улыбнулся.

— Рад, что будешь работать под моим руководством. Но тебе, Сергей, нужно научиться доверять старшим. Даже если ты пока что чего-то не понимаешь. Мы так теперь работаем. Хочешь ты этого или нет.

Начальник все также внимательно и изучающе глядел на дознавателя. Рассказов молчал, не веря, что это происходит в действительности. Происходящее шокировало. Масса всевозможных эмоций, начиная от искреннего непонимания и заканчивая безудержной яростью, нахлынула на него, пытаясь потопить. Внутри разгоралась буря, но Сергей, во чтобы то ни стало, пытался ее сдержать. Игнатьев дал время на размышление, затем сказал:

— Ценю решимость идти до конца. Но иногда стоит остановиться, пока не наломал дров. Сейчас именно эта ситуация.

Рассказов видел, что начальник лишь исполняет приказ вышестоящего руководства и сам не в восторге от случившегося. Дальнейшее только укрепило Сергея в этом мнении.

— Не подставляй меня! — почти шепотом проговорил майор полиции. На несколько мгновений в переговорной воцарилось молчание. Затем Игнатьев продолжил:

— Есть факты, о которых я должен знать?

— Нет, гражданин майор.

— Ну и хорошо.

Рассказову почудилось, что Игнатьев даже задышал спокойнее и ровнее. Едва заметно и уловимо, но Сергей это подметил, и оттого смятения и непонимания стало еще больше. Начальник Отдела Дознания продолжал:

— За работу спасибо, отработал отлично! И выводы правильные сделал!

Окончание фразы прозвучало двусмысленно, как впрочем и весь разговор с начальником. Рассказову не терпелось поскорее отсюда вырваться.

— Я могу идти?

— Если ко мне никаких вопросов нет…

Нужно было молчать, но соблазн оказался слишком велик, поэтому Рассказов не сдержался:

— Только один: и часто такое бывает?

Игнатьев смотрел пристально, но по-доброму и даже с какой-то симпатией. Все это не вязалось с общей канвой разговора, как и слова, произнесенные затем руководителем: