Владимир Грузда - Время Змея

Общая картина рисовалась весьма зловещей. Казалось, над залитым ярким июльским солнцем современным городом сгущались невидимые, но вполне осязаемые мрачные тучи, нагнетаемые силами, творящими чудовищные смертоносные дела. И такое представление не являлось иллюзией. За этим скрывались загубленные человеческие судьбы и жизни. Теперь Рассказов ощущал это на себе самом.

— Вам предписано сдать табельное оружие и форму. Копия приказа доведена до руководителя подразделения.

Сергей растерянно стоял посреди кабинета замначальника по работе с персоналом. Внутри бушевала масса всевозможных чувств и переживаний. Жалость что рушится, так и не успев начаться карьера. Обида от несправедливости происходящего. Печаль за творящееся беззаконие в его родном городе. Страстно хотелось добраться до этого безликого Ордена Древнего Змея и, без всякого сожаления, наказать каждого, кто причастен к преступлениям!

— Сергей Петрович, — уже более мягко и сочувствующие сказал пожилой офицер, — Вы имеете право подать апелляцию и требовать пересмотра дела. От ОВД мы можем направить ходатайство на помещение вас в Трудовое Поселение Гражданской Помощи для Повышения СГ сроком на три месяца с сохранением всех социальных выплат.

Предложение звучало заманчиво, но Рассказов знал, что это лишь предлог выпроводить его из города. Пока сроком на три месяца. Потом, обладая такими возможностями, Орден мог держать несговорчивого полицейского на коротком поводке какое угодно время. Вероятно, сейчас ему предлагают последнюю возможность разойтись «по-хорошему». Избрать Поселение Гражданской Помощи, уйти с дороги Ордена и в результате остаться живым.

Отказаться от предложения означает принять вызов. Остаться в городе. Продолжить незаконное расследование. И испытать всю сокрушительную силу противника. Сомневаться в том, что они перейдут к еще более радикальным мерам, не приходилось. Рассказов отдавал себе в этом отчет.

Он очень хорошо оценивал последствия обоих решений. Но идти на сговор с преступниками не собирался.

Полицейский-водитель Ступин говорил, что Поселения — это гетто, куда ссылают всех неугодных. Не так давно все сказанное казалось ретроградным бредом, а по прошествии лишь нескольких дней приобрело совсем другой вид. Сейчас этот разговор казался таким далёким, словно прошла целая жизнь.

Всплыл образ затравленного следователя Буркова. Он не проиграл, не сдался, но перестал бороться. Он выживает и никак не мешает Ордену творить преступления. Самоотстранение, Поселение Гражданской Помощи — это путь следователя Буркова. Этим путем Сергей точно идти не собирался.

Бывший полицейский вышел из здания ОВД на негнущихся ногах. Напоследок дежурный демонстративно заблокировал ему доступ ко входу в служебные помещения и, помедлив, сочувственно кивнул. Сержант на КПП так до конца и не решил, что же ему все-таки делать — отдать офицеру честь по уставу или пожать на прощание руку. С такой ситуацией дежурный встречался впервые.

Рассказов постоял на высоком крыльце, вдыхая знойный воздух, не приносящий успокоение его кипящей от гнева душе. Секунды текли медленно и лениво. Мимо пробегали бывшие сослуживцы. Деловито сновали шмели и мухи. Все в мире продолжало жить в своем размеренном рабочем ритме.

Вспомнились предсказания Рахитовой об ожидающем его большом будущем. Похоже уже сегодня его большое будущее скоропостижно скончалось. На память пришло сообщение от Виталия — «С избытком даст тебе Господь Бог твой успех во всяком деле рук твоих». Видимо, на сегодня лимит успеха оказался исчерпан!

Яркие лучи летнего солнца слепили. За их блеском почудилась большая комната за стеклянными стенами. Большой круглый стол в центре. Из другой мебели только стулья. Помещение рассчитано на десяток человек, но сейчас за столом сидели четверо. Распределились неравномерно. Хрупкая женщина средних лет в белом комбинезоне оператора по одну сторону, напротив нее трое крупных мужчин в деловых официальных костюмах. Положение сидящих указывало на явную оппозицию женщине оператору.

Информация поступила словно прозрение, или как на экране шлема патрульного с встроенным сканером-идентификатором.

Крупный мужчина справа — Леонов Василий Павлович. Пятьдесят лет. Начальник Отдела Персонала Металлообрабатывающего Завода.

Лысеющий человек в центре — Крутько Петр Евстигнеевич. Пятьдесят три года. Заместитель гендиректора МОЗ.

Мужчина в униформе без знаков различия — Плотников Иван Кириллович. Пятьдесят один год. Руководитель внутренней службы безопасности МОЗ.

Женщина напротив — Юдолева Лариса Ивановна. Тридцать восемь лет. Оператор Производственного Модуля МОЗ.

Несмотря на прогретый июльским солнцем воздух, Рассказова начал бить озноб. Неприятное, но уже такое знакомое ощущение холода медленно, но верно заползало в душу.

— Юдолева, как ты могла запустить неисправный модуль, когда в нем находилось два робота-ремонтника? Ты представляешь, что ты натворила?

Крутько говорил резко и с нажимом.

— Я… я не включала, — срывающимся голосом произнесла женщина.

— В пультовой ты была одна! Кто еще мог включить?

В коридоре за стеклянной стеной появились двое в костюмах при галстуках и с кейсом в руках. На их головах красовались белые каски — единственный атрибут металлообрабатывающего завода. Они шли деловито и уверенно, но уже никуда не торопились. Так идут люди, хорошо выполнившие свою работу и довольные результатом.

Начальник СБ удивленно привстал:

— А это еще кто такие? Как…

— Не отвлекайся… — порывисто осадил подчиненного Крутько, — Ну, что делать будем, Юдолева?

Плотников проводил неизвестных подозрительным взглядом, перевел взгляд на затравленного оператора, но ничего не сказал.

— Я не включала Модуль! У меня вся система была заблокирована. Я ни одной команды с пульта ввести не могла!

— Ты хоть представляешь, какие убытки ты принесла заводу? — продолжал гнуть свою линию Крутько. — Ввек не расплатишься!

— А что с ней разговаривать? — вставил Леонов. — Заявить в комитет по Статусу Гражданина и уволить!

— Я не включала Модуль! Есть же записи с пульта! Проверьте!

— И проверять нечего! И так все ясно!

Подвел неутешительный итог Крутько и его образ исчез, растаяв в легком мареве зарождающегося знойного июльского дня.

У Рассказова вдоль позвоночника стекло несколько крупных капель холодного пота. На лбу выступила испарина. Потребовалось пару минут, чтобы окончательно прийти в себя.

Виденное не являлось плодом его собственной фантазии. Перед ним в нарушение пространственно-временного континуума приоткрылась завеса бытия. Что-то или кто-то разворачивал перед ним ленту событий, как ответы на мучающие его вопросы. Но кто бы это мог быть?