Филип Дик - Симулякры [litres]

– Судя по всему, полет будет прекрасным, – сказал Нат. – Я это чувствую.

– Ты бы лучше побрызгал водой своего червяка, – пробурчала Молли. – Или как там его еще называют… Откровенно говоря, я бы предпочла, чтобы меня оставили в покое. Если не возражаешь.

– Что тебе известно о личной трагедии в жизни Конгросяна?

Некоторое время Молли молчала, потом сказала:

– Трагедия вроде бы связана с выпадением радиоактивных осадков в конце девяностых годов. Думаю, речь идет о его сыне. Но никто не знает ничего определенного. Я не располагаю какой-либо закрытой информацией, Нат. Просто ходят слухи, будто сын его – настоящий монстр.

Нат еще раз ощутил тревожный холодок, который он уже испытал при мысли о необходимости посетить дом Конгросяна.

– Пусть это тебя не расстраивает, – сказала Молли. – В конце концов, со времени выпадения осадков отмечено очень много случаев рождения специалов. Неужели ты их не замечал? Я – так даже очень часто. Хотя, может быть, ты просто предпочитаешь не видеть таких детей. – Она загнула уголок страницы и закрыла книгу. – Это цена, которую мы платим за нашу во всех иных отношениях незапятнанную жизнь… Боже мой, Нат, – вдруг поморщилась она, – неужели ты смог привыкнуть к этой твари в «Ампеке»?.. У меня так мурашки по коже пробегают от всего этого мерцания!.. – Она опять помолчала. И продолжила: – Возможно, уродство ребенка определено факторами, связанными с парапсихическими способностями его отца. Может, сам Конгросян винит в этом себя, а не радиацию. Можно спросить у него, когда доберемся туда.

– Можно спросить у него… – повторил Нат, словно эхо, и ужаснулся от одной мысли об этом.

– Разумеется. А почему бы и нет?

– Дьявольская идея! – сказал Нат.

И, как уже часто у него бывало во взаимоотношениях с Молли, ему опять показалось, что она слишком резка и агрессивна. Этакая омужиченная баба… Имелась в ней какая-то грубость, и это Нату совершенно не нравилось. Молли слишком заносило в интеллектуальность, ей недоставало эмоциональной контактности ее отца.

– Почему ты решила принять участие в этой поездке? – спросил Нат.

Конечно же, не для того, чтобы послушать, как играет Конгросян; это было очевидно. Возможно, причиной был сын пианиста, этот ребенок-специал, – Молли всегда влекло к чему-то необычному. Нат же испытывал к подобным вещам отвращение. Впрочем, внешне он ничем этого не показал. Ему даже удалось улыбнуться ей.

– Я просто обожаю Конгросяна, – спокойно сказала Молли. – Для меня будет особым удовольствием повстречаться с ним лично и послушать его игру.

– Но ведь я сам слышал, как ты говорила, что психокинетические версии Брамса и Шумана сейчас расходятся плохо.

– Неужели ты не способен отделить личную жизнь от дел фирмы? Мне очень по вкусу стиль Конгросяна, но это вовсе не означает, что его будут бойко раскупать. Видишь ли, Нат, в последние годы у нас очень хорошо расходятся жанры народной музыки. Я бы даже осмелилась сказать, что такие исполнители, как Конгросян, сколь бы популярными они ни были в Белом доме, стали анахронизмами, и мы должны быть очень бдительными, чтобы нас из-за них не постиг экономический крах. – Она слегка улыбнулась, лениво ожидая, какой будет его реакция. – Я открою тебе еще одну причину, по которой мне захотелось лететь. Мы с тобой сможем провести очень много времени вместе, мучая друг друга. Только ты и я, в течение всей поездки… Мы можем остановиться в мотеле в Дженнере. Тебе это не приходило в голову?

Нат шумно вздохнул.

И лицо Молли просто расплылось в улыбке. Ему показалось, будто она потешается над ним. Впрочем, Молли могла заставить его сделать все, что только ей пожелается. Они оба знали это, и она получала от этого знания настоящее удовольствие.

– Ты хочешь на мне жениться? – спросила Молли, переходя на доверительный тон. – Благородны ли твои побуждения в старомодном смысле, характерном для двадцатого столетия?

– А твои?

Молли пожала плечами:

– Может быть, мне нравятся монстры. Ведь мне нравишься ты, Нат, и твой звукозаписывающий червь, которого ты лелеешь и балуешь, будто это жена или любимое домашнее животное.

– Я бы точно так же относился и к тебе, – сказал Нат.

Тут он почувствовал, что за ними наблюдает Джим Планк, и принялся изучать проносящуюся внизу местность.

Их с Молли разговор явно смутил Джима. Планк был инженером – простым бефтом, как выразилась Молли, – но человеком очень неплохим, и при нем не стоило вести подобные разговоры.

«И при мне – тоже, – подумал Нат. – Единственный из нас, кто наслаждается такими разговорами, – это Молли. Но в ней нет никакого притворства».

Автобан, с его централизованно управляемыми автомобилями и другими транспортными средствами, которые едва различимыми ручьями вливались в широкий основной поток, утомил Чика Страйкрока. Находясь в кабине своего персонального автомобиля, он чувствовал себя участником некоего ритуала черной магии, словно он, как и все остальные жители пригородной зоны, доверил свою жизнь силе, о которой лучше и не рассуждать. Фактически же это был простой гомеостатический радар, который корректировал положение его машины, соотнося с положением других транспортных средств и придорожных ограждений, но Чик этому не удивлялся. Он сидел в машине и читал утренний выпуск «Нью-Йорк таймс». Внимание его было полностью отдано газете, и вместо того чтобы разглядывать проносящиеся мимо пейзажи, он размышлял над статьей, речь в которой шла о дальнейшей судьбе открытия на Ганимеде одноклеточных окаменелостей.

«Древняя цивилизация, – думал Чик. – Следующий, более глубокий слой вот-вот будет раскопан автоматическими экскаваторами, действующими в безвоздушной среде с малой силой тяжести, характерной для спутников планет-гигантов… Мы как рудокопы-хищники на богатой жиле. В следующем слое могут обнаружиться комиксы, противозачаточные средства и пустые бутылки из-под кока-колы. Но власти не станут сообщать нам об этом. Кому захочется выяснить, что Солнечная система была освоена производителями кока-колы еще два миллиона лет назад? Невозможно даже вообразить себе цивилизацию, построенную формой жизни, которая не придумала кока-колу. Можно ли в таком случае называть ее цивилизацией?»

Однако тут он понял, что позволил горечи одержать над собой победу.

«Такое Мори не понравится, – решил он. – Надо взять себя в руки, прежде чем я доберусь до конторы. Плохое настроение пагубно для бизнеса. Ведь бизнес должен продолжаться. Таков лозунг дня, если не всего столетия… Вот чем я отличаюсь от младшего брата – умением столкнуться с основными принципами и не потеряться в лабиринте внешних ритуалов. Если бы Винс мог делать это, он был бы мной. И тогда бы жена не ушла от него. А самого Винса привлекли бы к участию в программе, придуманной Мори Фрауэнциммером и изложенной им самому Зеппу фон Лессингеру на конференции специалистов по изготовлению эрзац-продукции в Нью-Йорке в 2023 году. Программой предполагалось, воспользовавшись результатами экспериментов фон Лессингера по перемещениям во времени, послать психиатра в 1925 год с целью вылечить Гитлера от паранойи. Судя по всему, фон Лессингер предпринял попытку действовать в этом направлении, но гехты засекретили ее. В интересах защиты своего привилегированного статуса, разумеется. А сам фон Лессингер теперь уже умер…»