Оксана Токарева - Молнии Великого Се

Ветерок в ответ только скептически фыркнул:

— И ты веришь в этот бред? Ты только пойми, — теперь в его голосе звучала почти мольба. — Змееносцы давно уже здесь! Они помогают князю Ниаку управлять страной, поставляют средства на содержание наемной армии и ждут сигнала! Потому ваш Град и для князя, и для его советников — постылое бельмо в глазу! Вы здесь всего полгода, а последствия не замедлили сказаться!

Он указал на Обглодыша, которого Камень уже освободил из его нежданного укрытия. Мальчишка не только чувствовал себя для своего состояния превосходно, но и шумно выражал восторги по поводу битвы, которую он неизвестно каким образом, но наблюдал от первого до последнего мгновения.

— А ты тоже неплохо сражаешься, особенно для такого замшелого старикана, — заявил он Камню, когда устал вполне заслуженно превозносить подвиги Ветерка. Могучий Утес предпочел оставить это замечание без внимания.

Ветерок потрепал мальчишку по щеке, точно старого знакомого:

— Ну что, приятель, похоже, тебе на этот раз удалось осуществить задуманное?

— Скрижаль должна находиться в храме! — убежденно ответил Обглодыш.

Ветерок кивнул головой, потом повернулся к царевне, предостерегающе подняв указательный палец:

— Советую прислушаться к его словам, и сделать это как можно скорее!

Царевна кивнула.

— Хочешь взглянуть? — примирительно предложила она.

Она вытащила из сумки скрижаль, и они с Ураганом углубились в созерцание. Камень видел, что незримые нити, так безжалостно оборванные необдуманными словами и взаимными упреками, вновь протянулись от воина к девушке и обратно. Почти вещественными и зримыми сделались дни, которые они прежде проводили вместе, дни счастливые и безоблачные, наполненные прогулками в тенистых садах, беседами, спорами с общими друзьями.

— Эх, жалко, Глеб так припозднился! — мечтательно протянул Ветерок, бережно проводя пальцами по каменным строкам. — Может быть, созерцание чуда Великого Се поубавило бы в нем скептицизма!

— Глеба переубедить невозможно! — усмехнулась царевна.

— Ну, а тебя?

— Я всего лишь царевна Сольсурана, — уклончиво ответила она. — Имею ли я право сомневаться в могуществе Великого Се?

Она ненадолго обратилась мыслями к недавнему прошлому, и по ее телу пробежала предательская дрожь.

— Не понимаю, что со мной произошло, — проговорила она, зябко поводя плечами. — Я же чуть не убила их! Когда княжич решил меня поцеловать, я почувствовала, как что-то входит в меня, наделяя какой-то неведомой, но совершенно чудовищной силой! Мне захотелось ударить его и того, с изуродованным лицом… и они почувствовали этот удар…

— Они это заслужили! Я бы и сам их прикончил, если бы не опасался за твою безопасность!

Молодой Ураган незаметно подмигнул Камню, а затем вновь заключил свою нареченную в объятья.

Обглодыш смотрел на них с явным любопытством, что-то прикидывая в своем детском умишке и делая какие-то выводы. Могучий Утес посоветовал ему найти другой объект для наблюдения и, дабы не стеснять молодых, спустился с террасы. Он подобрал и отчистил от крови оставшееся на поле брани оружие наемников, попытался вытащить из земли меч Урагана — это дело оказалось малоуспешным, затем отправился проведать зенебоков. Животные чувствовали себя хорошо, Крапчатый и Белый обменивались впечатлениями о битве и обсуждали хозяев, Чубарый восторженно их слушал, то и дело кивая мохнатой головой.

Когда Камень вернулся, царевна сняла с Урагана травяную рубаху и с нежным упоением осматривала и врачевала следы недавнего боя. Следов было немного, и относиться к ним серьезно могла разве только женщина, истосковавшаяся в разлуке с любимым.

Не без восхищения разглядывая поджарое, мускулистое, прекрасно сложенное тело Молодого Урагана, Камень еще раз смог убедиться, что пять колец доблести воин получил не зря. Рубцы и шрамы, оставленные мечами и топорами врагов рода Ураганов, причудливо сочетались на упругой, загорелой коже со странными отметинами, которые, Камень это знал, оставляет только оружие Вестников. Наиболее сильное впечатление на Могучего Утеса произвели жуткие продолговатые отметины, напоминающие следы от звериных когтей, но только более глубокие и странно изогнутые. Будто вещий зверь, наделенный разумом и владеющий древней магией, пытался начертить когтями на теле воина какие-то знаки. Не та ли это «добрая память», о которой упоминала царевна?

Поскольку свои раны Камень уже давно осмотрел и нашел совершенно не заслуживающими внимания царевны, он занялся приготовлением завтрака. Не без удовлетворения отмечая, что отведать свежей табурлычины выпало отнюдь не наемникам, он негромко напевал одну из любимых песен своего рода о том, как, повинуясь воле Великого Се, от вершины Могучего утеса откололся камень, превратившийся в человека. В последние годы его все больше занимало содержавшееся в песне пророчество о судьбе последнего в роду:

В какой-то момент Могучий Утес заметил, что у него появились слушатели. Царевна и Ветерок, прервав свои дела, стояли неподалеку с видом охотников, которые опасаются неловким движением или громким вздохом спугнуть редкую, желанную дичь. Камень ничуть не удивился. Во время недавнего путешествия дочь царя Афру показала себя любительницей старых сольсуранских песен, да и молодой Ураган всегда был не прочь послушать старика.

— Ты обратила внимание? — на языке вестников прошептал Ветерок на ушко возлюбленной. — Тонический стих, двенадцатисложник, вычисляется по формуле 4.2.4, в строфе два стиха.

«Странные вещи иногда говорят вестники, — подумал Камень. — И придет же такое в голову — слоги в песнях считать! Да если бы знатоки предания и песнетворцы занимались подобной ерундой, то разве сумели бы они сохранить в веках мудрость Великого Се, разве донесли бы историю Сольсуранских народов до далеких потомков?» Впрочем, дочери царя Афру и ее жениху он готов был простить и не такое чудачество.

Девушка глянула на возлюбленного с удивлением, смешанным с восхищением:

— Ты хочешь сказать… — начала она.

— Что продолжаю заниматься научной деятельностью, разрабатывая гипотезу, которая, как все полагают, никогда не выдвигалась, — невесело усмехнулся Ветерок. — За время моего пребывания здесь я накопил достаточно свежего материала, подтверждающего ее состоятельность, что бы там ни говорили Глеб и другие чистоплюи, не желающие мараться, вступая в общение с «подлым предателем» и «сумасшедшим психом».

— А как же роды Огня, Козергов, Косуляк, Могучего Утеса, наконец?! — в глазах девушки загорелся интерес. — Если следовать твоей логике, то силлабический стих народа Огня и Могучего Утеса должен строиться по формуле 1+11 и 2+10, а у Козергов и Косуляк 10+2 и 11+1, а это, знаешь ли, выглядит не очень правдоподобно!