Оксана Токарева - Молнии Великого Се

Впрочем, как выяснилось, в жизни ее любимого существовали заботы, в сравнении с которыми и счеты с предателями, и научные амбиции, и нашествие иноплеменников представлялись лишенной смысла игрой.

— Мой сын заснул?

Птица удивленно подняла глаза. Слишком глубоко нырнув в океан времени, она ненадолго утратила представление о том, где находится. На нее смотрела немолодая суровая женщина, носившая почетный титул Мать Ураганов, старшая жена вождя, славного Бурана, и мать его четверых сыновей. Величественная и статная, напоминающая в профиль микелянджеловскую Сивиллу Кумскую, она смотрела внимательно, даже оценивающе.

Птица слегка смутилась и поспешила собрать выпавшие из рук пестрые, грубые травяные волокна, которым вскоре надлежало превратиться в рубаху.

Они находились в низкой и тесноватой клети, стены которой были украшены шкурами зверей и оружием. Солнечный свет скупо проникал туда через маленькие оконца. Это помещение находилось по соседству с шестью такими же, служившими спальнями вождю и его женатым сыновьям, а также предназначенными для дорогих гостей, вроде вестников. Сюда неделю назад сородичи принесли еле живого Ветерка. Все это время Птица неотлучно находилась рядом с ним, пытаясь при помощи скромного арсенала имевшихся в спасительной аптечке лечебных средств и широкого диапазона местных снадобий исправить то, что сотворили с ее возлюбленным Синеглазовы головорезы, двухдневное пребывание в колодках и яд дхаливи.

По рекомендации Обглодыша и Камня добросердечные Ураганы положили в изголовье больного скрижаль, надеясь на ее магию. Но Птица-то знала, что «чудесное исцеление» Олега во время схватки с наемниками у пещеры являлось результатом действия сильнейшего стимулятора, пару ампул которого все разведчики возили с собой на крайний случай. В сочетании со змеиным ядом откат после действия препарата едва не оказался смертельным, а скрижаль похоже оказывала влияние только на Синеглаза и его отца. Во всяком случае во время стычки с людьми Уседи, она тоже никак себя не проявила.

Мать Ураганов молча смотрела на приемного сына. Ветерок во сне разметался на постели, одеяло из мягкой шкуры горного кота Роу-су сползло с плеч. На груди отчетливо были видны свежие, едва затянутые следы от меча и четырех изогнутых, похожих на когти, кинжалов, рядом темнели пятна ожогов и медленно расходящиеся кровоподтеки.

— Он скоро будет здоров, — тихо произнесла Птица. — Его раны заживают и почти не беспокоят его. Но он должен отдыхать, чтобы поскорее излечиться.

— Пусть не беспокоится! — с готовностью отозвалась Мать Ураганов. — Гнездо Ветров — неприступная твердыня! Воины сольсуранских народов идут к нам на помощь. Дозорные стоят на границе наших земель. Пусть только голоштанные дикари сунутся сюда и, клянусь духами прародителями, они пожалеют, что появились на свет!

Птица с некоторым удивлением слушала эту воинственную речь. Мать Ураганов почти не уступала мужу по силе и выносливости и пользовалась уважением всего народа за мудрость и справедливость. Порой она была сурова и даже жестока, но иначе не получалось, ведь она была не только матерью своим сыновьям, но и супругой главы племени.

Впрочем, сейчас, когда она глядела на сольсуранскую царевну, черты ее лица освещала нежность. Ей нравился выбор, который сделал ее приемный сын, и она от всей души желала ему и его избраннице счастья.

— Великий Се благословил наш род, приведя под кров дочь царя Афру! — сказала она. — Теперь старейшины, которые колебались, готовы выступить на нашей стороне, особенно после присяги, принесенной вождями народов Огня, Земли и даже Табурлыков. Мы освободим твоих товарищей, прогоним варраров, а затем разгромим головорезов князя Ниака и вернем принадлежащий тебе по праву престол! Кровь моего сына будет отомщена, а на земле Сольсурана наконец восторжествует мир!

Птица как подобало поблагодарила жену вождя за ее слова. Хотя сольсуранский престол был последним, о чем она сейчас думала, забота сынов Ветра стоила того, чтобы ее оценить. Соблюдя все приличия и церемонии, она вновь склонилась над работой, которую прервал приход Матери Ураганов. Она крепко вязала узлы, связывавшие волокно с волокном, накидывала двойные и тройные петли, создавая сложный, пришедший из незапамятных времен узор.

— Сольсуранская царевна умеет плести травяные рубахи? — в голосе Матери Ураганов звучала радость. — Мой сын говорил, что в надзвездном краю, где вы оба выросли, нет такой травы.

Птица смутилась. Не зная почему, она робела перед этой женщиной. Вероятно, сейчас робость проистекала из-за важности дела, которое она выполняла. Птица знала, что сольсуранская травяная рубаха — это не просто доспехи, а своего рода магический оберег, ибо узор, изображенный на ней, предназначен не только для людей, а в первую очередь, для духов-прародителей, бессмертных первенцев Земли и Неба.

— Травяную рубаху должны плести руки любящей женщины! — сказала Мать Ураганов. — Только тогда она защитит воина в бою.

Птица это отлично знала. По сольсуранским обычаям сплести воину рубаху могла только его мать, сестра или жена. Прежнюю рубаху Ветерку в знак признания своего материнства сплела Мать Ураганов. Рубаха честно хранила своего владельца в течение трех лет до самой битвы в Пустыне Гнева. Птица глянула на изувеченную правую руку Ветерка, на залатанные на живую нитку раны:

— Если бы увечья в бою получали только те, кого не любят, — с горечью проговорила она, — тогда войны потеряли бы смысл!

Мать Ураганов рассмеялась:

— Как ты похожа на моего приемного сына! Странные вопросы, неожиданные ответы! Не омрачай свое чело горькими думами! Все в руках Небесного Кузнеца. Мой сын скоро излечится, а тебе следует больше думать о ребенке, которого вы оба ожидаете!

Она положила на плечо царевны свою грубую, жилистую ладонь и прямо посмотрела ей в глаза:

— Я знаю, что тебе, а затем твоему первенцу на роду написано унаследовать венец сольсуранских царей. Но поскольку в жилах твоего ребенка течет кровь Ураганов, то, как бы ни распорядилась судьба, знай, Гнездо Ветров теперь и ваш дом!

Когда Мать Ураганов величественно удалилась, Птица какое-то время сидела, глядя то на пестрые травяные волокна, то на усталое лицо Ветерка. Ох, если бы она могла спокойно жить, радуясь предстоящему материнству, если бы Мать Ураганов знала истинную причину ее тревоги! Неужели действительно нельзя ничего сделать? Неужели единственный возможный способ это тот, о котором говорил Синеглаз! Она вернулась к работе, за мерным, привычным движением рук, воскрешая в памяти события последних дней.

Уже на следующее утро после испытания, когда Ураганы смогли отправиться в Гнездо Ветров, Птица обратила внимание, что с ее возлюбленным что-то происходит. Он был по-прежнему нежен с ней и смотрел с обожанием, много и с охотой говорил с братьями о предстоящей войне, обсуждал с Синдбадом и Камнем планы проникновения в царский дворец, однако где-то в глубине его зеленых глаз маленькой смертоносной змейкой свернулась черная, безысходная тоска. Словно он, не ведавший страха, боялся чего-то не успеть: завершить все намеченные дела, реализовать давние планы, сделать то, что кроме него никому не под силу.