Айзек Азимов - Прелюдия к Основанию [Прелюдия к Академии]

Дорс объяснила:

– Вы познакомились лишь с Галактической историей. Обратитесь к специальной истории некоторых второстепенных Миров. В каждом из этих Миров, каким бы незначительным он ни был, дети начинают знакомиться со своей локальной историей, даже не подозревая о гигантской Галактике, частью которой являются сами. А вы? Намного ли больше вы знаете о своем Геликоне, чем о периоде взлета Трантора, или о Великой Межзвездной Войне?

– Знания подобного сорта тоже ограничены, – подавлено проговорил Селдон. – Я хорошо знаю географию Геликона, историю его основания, знаю о злодеяниях и злоупотреблениях властью на планете Дженнисек – нашего исконного врага, хотя учителя в школе выражались более осторожно – «традиционный соперник». Но я никогда ничего не читал о вкладе Геликона в общую Галактическую историю.

– Может быть, и не было никакого вклада?

– Не говорите глупостей! Конечно – был. Возможно, он не был вовлечен в грандиозные сражения, или серьезные восстания. Возможно, он никогда не соперничал с Империей за обладание базой на Геликоне. Но должно существовать более тонкое влияние. Ведь совершенно очевидно, если происходит какое-то событие в отдельно взятом Мире, то волны от него распространяются повсюду. И, тем не менее, я ничего не смог отыскать… Вот послушайте, Дорс, в математике – все можно найти в банке данных; все – что мы знаем и изобрели за двенадцать тысячелетий. В истории – все по-другому. Историки отыскивают, выбирают – и все они ставят акценты на одних и тех же событиях.

– Но, Хари, – уговаривала его Дорс, – математика – очень упорядоченная область человеческих знаний. Одно следует из другого. Существуют определения и аксиомы, которые всем известны. Она… она – целостна! Другое дело – история. Она – результат бессознательной работы поступков и мыслей квадриллионов человеческих существ. Историкам ничего другого не остается, как отсеивать и выбирать!

– Согласен. Все правильно. Но я должен, понимаете, – должен знать, знать об этом предмете все, если собираюсь работать над законами психоистории.

– В таком случае, вы никогда не сформулируете свои законы!

Это было вчера. А сегодня Селдон сидел в кресле совершенно удрученный и в его мозгу звучали слова Дорс: «В таком случае, вы никогда не сформулируете свои законы». С этого он начинал и, если бы не усилия Хьюммена и не его уговоры, – вероятнее всего, продолжал бы так думать и сейчас. И все-таки, неужели нет выхода?

Выхода он не видел…

Свой следующий день Хари Селдон встретил в Библиотеке, только благодаря обещанию, данному Хьюммену. Он дал слово попытаться, и не мог отнестись к своему слову наплевательски. Да и перед самим собой он был в долгу. Он негодовал на самого себя за то, что потерпел неудачу. По крайней мере – почти потерпел. Он не мог сказать сейчас, что исчерпал все возможности и пути.

Итак, он принялся за изучение перечня ссылок на тома фильмотеки, которые еще не просматривал, и пытался угадать, в котором из этих отталкивающих наборов цифр кроется для него хотя бы малейший намек на успех. И, не найдя ни малейшего намека, пришел к очевидному выводу – придется просмотреть все.

В это время раздался легкий стук в дверь. Селдон поднял голову и увидел смущенное лицо Лизана Ранды, который заглядывал через слегка приоткрытую дверь. Селдон знал этого человека, был представлен ему Дорс и даже несколько раз обедал вместе с ним (и другими).

Ранда, маленький человек, короткий и пухлый, с круглым скуластым лицом и неизменной улыбкой, – был инструктором психологии. Его кожа была желтоватого оттенка, а глаза – узкие и раскосые. Подобные черты были свойственны миллионам Внешних Миров.

Селдон хорошо знал такой тип лица, поскольку многие выдающиеся математики принадлежали к этому типу, и ему приходилось видеть их изображения. Однако, на Геликоне представители восточной расы не встречались. (Восточной – ее называли традиционно, уже никто не знал и не мог сказать почему, а сами представители этой расы часто негодовали по поводу этого термина, тоже не зная, почему). И когда при первом их знакомстве Селдон с нескрываемым удивлением и любопытством изучал его черты. Ранда с улыбкой пояснил:

– На Транторе нас миллионы. Здесь много Южан, с темной кожей и мелко-мелко вьющимися волосами. Не встречали?

– Не на Геликоне, – пробормотал Селдон.

– А Геликон населен только представителями Западной расы? Скучища какая! Но… неважно! Я принимаю всех!

(Его слова заставили Селдона удивиться – он перечислил всех, кроме Северян. Он даже попытался найти ответ на этот вопрос в картотеке, но – безуспешно). Сейчас же симпатичное лицо Ранда приобрело выражение забавной озабоченности. Он поинтересовался:

– С вами все в порядке, Селдон?

Селдон удивленно вытаращился на него.

– Да, конечно. Почему я должен быть не в порядке?

– Дело в том, что я пришел на звук, мой дорогой. Вы пронзительно стонали!

– Стонал?! – Селдон с обидным недоверием посмотрел на психолога.

– Не очень громко. Примерно так, – Ранда стиснул зубы и издал глубокий гортанный не то стон, не то визг. – Если я ошибаюсь, прошу извинить меня!

Селдон склонил голову.

– Принимаю ваши извинения, Лизан. Со мной такое случается… мне говорили. Знаете, это непроизвольно вырывается. Я не успеваю осознать.

– Но вы осознаете, почему вы стонете?

– Да, разумеется. Я страшно расстроен.

Ранда участливо взглянул на Селдона и мягким тоном проговорил:

– Вы расстраиваете себя. Так нельзя. Давайте-ка, пойдем в комнату отдыха и выпьем чего-нибудь.

За парой легкого напитка Ранда поинтересовался:

– Могу я задать один профессиональный вопрос? Почему вы так расстроены – в чем причина?

Селдон пожал плечами.

– Ну… почему, обычно, люди огорчаются? Я взялся за дело, которое мне не удается. Вот и все!

– Но ведь вы же математик, Хари. Что же могло вас огорчить в историческом разделе?

– А вы что там делали?

– Просто мимо проходил, по своим делам, хотел сократить путь, и вдруг услышал ваше… рычание. А теперь, видите, – он улыбнулся, – вместо сокращения расстояния – осложнение обстоятельств. Я страшно рад, что так получилось!