Марк Воронин - Форт Рэйвен

– Все! Вытирайся, и пошли!

Я вытерся и потянулся за трусами.

– Не надо! Я зашью тебя сперва, потом дам пижаму, а это все, – он почти презрительно обвел рукой мои грязные одежды, – закину в стирку. Идет?

– Конечно, спасибо.

Я снова, опираясь на плечо моего приятеля, захромал в комнату.

– Так…– начал он, – выпей вот полстакана, залпом!

Он протянул мне дешевый стакан для виски с насечкой под хрусталь, наполовину наполненный тем самым мутноватым самогоном. Я закрыл глаза и запрокинул содержимое в горло.

– Молодец! – похвалил Сэм,– Ты ирландец, что ли?

– Нет, – засмущался я, – почему ирландец? Я родился в Украине. А что?

– Украине? Это где? – Удивился мой новый приятель.

– Ну, про Советский Союз слышал?

– Конечно… – кивнул он.

– Ну, вот это часть бывшего СССР,– ответил я с трудом: говорить было все труднее и труднее.

– А, ну тогда понятно… Русские, говорят, пить умеют, – усмехнулся Сэм.

– Я – не русский.

– А кто? – снова удивился Сэм.

– Да, теперь уже никто, пожалуй, – я лишь махнул рукой. Говорить совсем не хотелось, а тем более – на эту тему.

– Ладно, ложись, потом еще поболтаем, – сказал Сэм ласково.

Я лег на бок. Самогон быстро делал свое дело.

– На вот еще, прикуси эту штуку зубами. Будет больно, но тут ничего не поделать. Буду стараться шить поаккуратнее, – он протянул мне какую-то рукоятку, похоже, деревянную, но обтянутую темной кожей.

Я не без омерзения схватил ее зубами. Кожа на рукоятке немного горчила, но это не раздражало, и еще на ней было множество следов от прежних зубов…

– Готов?– спросил Сэм и натянул латексные перчатки.

Я кивнул и закрыл глаза в ожидании пронизывающей боли. Но боли почти не было. Напротив – густо запахло самогоном. Я приоткрыл глаз и увидел, как Сэм поливает рану из небольшой бутылочки.

– Рана, как ни странно, довольно чистая, – говорил он сам себе. – Может, и заживет нормально…

Я снова прикрыл глаза. Голова кружилась. Я довольно давно не ел, и ударная доза спиртного сделала свое дело. Я уже не ждал боли, весь сжавшись, но она все же пришла, и я впился зубами в кожаную рукоятку, а глаза застило багровое марево.

Очнулся я, когда уже было темно. Жутко болела голова, и хотелось выпить ведро воды. При этом страстно и неудержимо хотелось и противоположного: отлить, и как можно быстрее. Я встал и отметил, что нога болит, но я при этом уже могу ковылять и без костыля. Правда, я по большей части переходил от стены к стене, но вчера и об этом речи быть не могло. Походив на ощупь по дому, я нашел выключатель, а затем, вспомнив, где принимал душ, пошел туда: там же был и туалет. Я был голый, и почему-то только в туалете обратил внимание на это обстоятельство. Впрочем, я также отметил, что жгута на мне уже не было, а рана была туго забинтована. Вернувшись через пару минут к дивану, я обнаружил на одном из подлокотников фланелевую пижаму, любезно оставленную Сэмом, в которую я тотчас же и облачился.

Пройдя на кухню, я отметил, что там не было ни стойки с минеральной водой, ни фильтра, и потому я просто прильнул к водопроводному крану. Напившись, я осмотрелся: теперь бы еще найти что-то от головной боли… Блин, раскалывается просто! Но в ящиках, что были под рукой, я ничего не нашел, а искать более основательно мне было неловко. Я снял с сушилки большую, наверное, полулитровую пузатую чашку, с надписью «Сан-Франциско» на боку, и наполнил ее до краев водой из крана: на вкус вода оказалась очень даже приятной. Я отпил половину залпом, а затем, выдохнув, уже не торопясь, допил остаток и наполнил чашку снова. Не выпуская чашки из рук, я походил по дому, и осмотрелся. Он был небольшой: весь первый этаж – гостиная, примерно четыре на семь метров,– совмещенная с кухней. Посередине на тумбе светлого полированного дерева стоял средних размеров телевизор. Напротив него – диван, на котором я лежал и справа от дивана – торшер. Напротив кухни располагалась лестница, ведущая на второй этаж, и рядом с ней – дверь, видимо – в подвал. На стенах висели три оленьи и одна медвежья голова. Интересно, что нигде не было ни картин, ни фотографий, за исключением одной, где была изображена молодая женщина в летнем платье на фоне моста «Золотые ворота». Ага, вот откуда чашка «Сан-Франциско»! – догадался я.

Пол был паркетный, светлого же дерева, очевидно, такой же старый, как и дом, поскольку при ходьбе он громко поскрипывал.

В углу, слева он лестницы стоял застекленный шкаф с коллекцией ружей. Я пригляделся. Скорее всего, ни одно из них «рабочим» не было, уж больно старыми они казались.

Вдруг за окном загавкали собаки, и я оглянулся. Затем, как мог быстро метнулся к противоположной стене и выключил свет. Снаружи никого видно не было, но собаки продолжали надсадно лаять. Я встал сбоку от окна и, прильнув к стеклу, пытался что-то разглядеть. Падал мокрый снег, который, похоже, тут же и таял. Я все всматривался в темноту леса, подходившего к самому дому, но тщетно: никакого движения заметно не было. И тут я вдруг отчетливо почувствовал, причем не головой, а всем телом, что никакой опасности нет! Это было так ясно, словно за окном был солнечный день, и видно было на сто километров вокруг. «Наверное, где-то койот пробежал, или енот» – подумал я, и уже не включая свет, вернулся на диван. Голова болела отчаянно, и я все пытался как-то улечься, найти положение, когда боль была бы не настолько невыносимо пронизывающей.

Собаки стали понемногу утихать и вскоре успокоились совсем и тогда, кажется, я снова заснул.

***

Сэм разбудил меня около семи. Он чем-то звенел и тарахтел на кухне: не то кастрюлями, не то – сковородками. Я сел на диване и отметил, что головная боль уже почти прошла. Для полной уверенности я встал, и да – голова почти не болела. Нога вроде бы тоже почти не болела, и была, кажется, даже лучше, чем ночью, во время моего визита в туалет. Сэм обернулся.

– А, привет! Уже бегаешь? – его черные глаза улыбались.

– Спасибо тебе, я, кажется, уже почти выздоровел.

– Да не за что. Иди умойся, ты знаешь где, и после сядем позавтракаем. А то мне уже на работу скоро.

Я умылся и вернулся к дивану.

– А кем ты работаешь? – Спросил я, и тотчас почему-то добавил, – Если не секрет…

– Не секрет: егерь я. Тут же парк национальный. Вот я за ним и присматриваю. А ты кем?

– Что? – я сделал вид, что сначала не понял.– Да так: то – то, то это… Ничего определенного.

– Брось. Если бы я хотел тебя сдать, ты бы давно уже в клетке сидел. От кого бежишь?

– Да, ни от кого…

– Последний раз говорю: или ты мне доверяешь, или – катись на все четыре стороны. Я тебя не видел, ты меня тоже. Я понятно объясняю? – спросил он вкрадчиво, но с некоторым нажимом.