Федор Вениславский - Шахматная доска роботов

– Говоря иначе, ты спокойно мог бы убить без угрызений совести, – заключил Фрэнк.

– Не мог бы, конечно. Я завёл этот разговор потому, что мне любопытно отношение к тому, что ты делаешь. Пользуешься ты психологическими уловками и самовнушением или действительно можешь объяснить свою позицию с точки зрения логики.

– Я объясню. Если бы я застрелил невиновного, тогда да. Чувствовал бы вину. Если бы я застрелил виновного при том, что он сдавался – тогда да. Но я имел причину. Мой долг, и он перекрывает всё. Если об этом задумываться, то конечно хорошего мало в том, что я лишил жизни другого, но у меня было на это право, так сказать. Но опять же, чувство мерзкое после убийства.

– Существует определённый общественный порядок, и в момент нарушения его преступник изначально даёт тебе санкцию на убийство – он осознаёт последствия своих действий для себя самого и всё равно совершает их.

– Ну…, наверное, – почесал затылок Фрэнк.

– С человеком всё понятно. А что бы ты почувствовал, убив робота? Или корректнее сказать – уничтожил? – спросил Аменд, – воспринимаешь ли ты меня как форму жизни? Я говорю с тобой, я мыслю, я существую. Чувствовал бы ты такой же неприятный осадок, если бы лишил меня жизни? Конечно мою жизнь нельзя сравнивать с человеческой, и я не говорю сейчас о ней в контексте ценности. Я говорю о самом понятии жизнь как процесса существования и функционирования объекта в течении определённого периода времени – с момента появления на свет до момента полного и безвозвратного прекращения существования. Моя жизнь и твоя – они разные, но я считаю, что живу. Другие роботы тоже. Что может чувствовать человек, забирая такую-вот «жизнь»?

Фрэнк задумался. Но не смог найти какой-либо внятный ответ.

– Предполагаю, что абсолютно ничего, если бы того требовал твой долг, – Аменд улыбнулся.

Через несколько минут автобус прибыл на место назначения. Пока Аменд выступал перед публикой, Фрэнк думал, с какой целью Аменд задавал ему подобные вопросы.

Под конец встречи, когда Аменд обменивался с людьми рукопожатиями и выслушивал проблемы отдельных избирателей, обещая решить их самым лучшим образом, Фрэнк увидел, что к нему направляется мужчина. Лицо казалось знакомым, и вскоре Фрэнк узнал его – это был Майкл Стибер, долгое время работавший вместе с сенатором Коршем и три года назад ушедший на пенсию. До этого он был сотрудником Justice-Tech, занимая должность менеджера высокого звена, но после какой-то допущенной им ошибки, его уволили. Фрэнк улыбнулся и шагнул Майклу навстречу, но у того было серьёзное лицо, на котором можно было заметить что-то наподобие злости, или даже презрения.

– Солдберг, – сказал, словно плюнул Майкл, – мне говорили, что ты помогаешь роботу, но я не хотел в это верить, пока не увижу своими глазами. Таки да, продался.

– Майкл, о чём ты, – Фрэнк искреннее не понял подобного выпада.

– Сенатор Корш пригрел змею возле себя. Он верил тебе, Фрэнк, а ты самым наглым образом предал его доверие.

– Ты владеешь какой-то ложной информацией или тебя ввели в заблуждение насчёт меня, но…

– Фрэнк Солдберг, я надеялся, что меня действительно ввели в заблуждение, но вот я вижу, как ты стоишь здесь, прикрывая спину робота, которых покойный сенатор Корш никогда не то что не поддерживал, он им не доверял, не доверял системе, которая их создала, и всячески противодействовал ей. Ты как шлюха, Фрэнк, мне противно смотреть на тебя, зная, что сенатор Корш умер, принимая тебя за другого человека.

Майкл сплюнул под ноги Фрэнку, и, развернувшись, пошёл прочь, оставив того в полном недоумении от услышанного. Капитан Дигнан приблизился к Фрэнку и спросил:

– Какие-то проблемы с ним?

– Я не знаю, что это было, Дигнан.

Слова Майкла прочно отложились в голове у Фрэнка. Тот был действительно старым другом сенатора Корша и верным соратником, а когда вышел на пенсию, продолжал поддерживать сенатора, который время от времени даже обращался к нему за советом. Майкл был мудрым человеком, и если обвинял кого-то в чём-то, то должен был иметь святую уверенность в своих убеждениях. Фрэнк впервые всерьёз задумался – всё ли правда, которую преподносил ему Директор Стиннер, мог ли он соврать? Только от самой возможности этого Фрэнку стало не по себе, он представил, что сенатор Корш вовсе не принимал никакого участия в разработке Аменда, а его доброе имя теперь использовали для привлечения на свою сторону избирателей, которые уважали сенатора. В таком случае манипулировали и Фрэнком. Но, с другой стороны, Майкл последние годы уже не принимал участия в политической деятельности, может как раз за этот отрезок времени сенатор и изменил свою точку зрения, если она у него была такой, как считает Майкл. Стал бы он советоваться в таком случае с Майклом? В самых важных и противоречивых вопросах сенатор не советовался ни с кем. Спрашивая совета, ты надеешься услышать поддержку своей собственной позиции, в которой до конца не уверен. Чтобы делать большие поступки, сомнений быть не должно. В таких делах сенатор всегда поступал как считал нужным сам. Он шёл вперёд шагами новатора и первооткрывателя, не глядя назад, как же там оценили его действия люди, которые нервно топчутся, не зная – следовать за ним, или же оставаться на месте. Он любил говорить своим союзникам: «Если вы сами даёте себе и своим поступкам высокую оценку, тогда на кой чёрт вам оценки других? Ты сам есть главный свой критик и главный свой поклонник. Но если тебе не под силу оценивать себя, тогда предоставь это другим, уж среди них спецов хватает». Когда Фрэнк вспомнил эту фразу, он подумал, что если Майкл не обладал какой-либо информацией о совместной работе сенатора с Justice-Tech, тогда какие выводы он может делать? Если Фрэнк продолжает дело сенатора, то никто не вправе судить его. Но в случае, если Фрэнка используют, сыграв на его преданности сенатору Коршу… Фрэнка передернуло от подобной мысли.

К вечеру погода окончательно испортилась, небо затянули тучи, и пошёл затяжной дождь. На последнюю встречу ехали молча, Аменд просматривал планшет в поиске какой-то информации, Капитан Дигнан смотрел в точку перед собой, а Фрэнк смотрел в окно и слушал звук работающих дворников, сносящих с лобового стекла потоки воды. Со стороны водителя тихо доносилось радио. Рик выключил пассажирские динамики, чтобы никому не мешать, оставив включённым только один – встроенный в дверь возле себя. На собрание людей пришло меньше, чем ожидалось – не все захотели покидать свои дома вечером после работы в такую непогоду. А некоторые из тех, кто всё же пришёл выглядели недовольными.

После встречи, прибыв в мотель, Фрэнк чувствовал себя вымотанным, принял душ, отутюжил на завтра чистую рубашку и отправился спать. Часы показывали пол первого ночи, когда раздался телефонный звонок. Фрэнк в темноте нащупал рукой мобильник, лежащий экраном вниз на тумбочке возле него. Номер был зашифрован.