Валерий Сабитов - Цитадель

Что же ему делать?

Спасаться самому? Где? Океан останется заповедником чистоты ненадолго. Прежде чем погибнуть, человечество отравит и его.

Фаэты создали независимую Цитадель. Чистота суши или океана их не интересует. Будто Земля не их планета, а гостиница, предназначенная к сносу.

Миф о Шамбале, — самая разрушительная иллюзия для землян. Она действует на лучших, заставляет искать учителей на стороне. Разочарование Игоря Бортникова! Великие души, — это Ирвин и Мария Кронины, Барт Эриксон, Эрнест Мартин и подобные им. В их глазах он не видел ни гнева, ни осуждения. Но любовь или боль, и жалость. Им было бы больно и за фаэтов.

Море вздыбилось, поглотив и рифы, и лагуну. Эпоха сумеречной жизни захватила и природу Земли. На берегу стало небезопасно, и Леран вернулся в свой дом. Или хижину. Или бунгало…

Колючий ветер хозяйничал и здесь. Фаэты не властны над климатом и погодой. Никто не властвует планетой. А тем более, — частью Галактики. Мысли о всемогуществе, — всё равно что бамбуковые стены, создающие иллюзию отгороженности от стихии.

Сейчас весь остров под властью стихии. Ни буддийские ламы, ни жрецы огня не могут её успокоить. Число жрецов на маленьком острове доходит до нескольких тысяч. Люди считают, что они сверхмогущественны.

Культ предков, гор, вулканов. Тысячи храмов. В каждом храме, — священные деревья. Индуизм тут слит с демонизмом, брахманы живут рядом со жрецами зла. Имеются ещё жрецы, защищающие людей от демонов. Какая путаница! Излюбленное место для отдыха фаэтов… Правящий Совет не замечает погрязших в обрядах людей. Им достаточно того, что люди следят за порядком в домах «золотых». О фаэтах островитянам ничего не известно. Истинная картина жизни в один момент развеяла бы все их устои, все заблуждения.

Что останется людям в людях после того, как убрать из них всё лишнее, наносное, чужое? Вот в чём вопрос! Наверное, останутся сказки детства. У него с Ледой, — сказка о потерпевшем кораблекрушение. О встрече человека с добрым драконом. О встрече с добротой.

Уйдёт из памяти микроб Бехтерева и воспоминание о толпе на площади святого Себастьяна. Массоногое и массорукое огромное существо поглотило души людей, оставило на асфальте города мусорную пустоту. Пуговицы, обрывки одежды, битый кирпич, осколки стекла, грязные пятна… И ни одной доброй мысли на площади и улицах Сент-Себастьяна. Только печаль и тоска, а за ними, — чёрная зловещая фигура Агасфера. Пугало, придуманное для людей фаэтами.

Конечно, он не станет Агасфером в универсальной одежде фаэта.

Потому что он считает себя человеком.

Не землянином, не фаэтом, а человеком.

Одним из тех, кого называют людьми.

Порыв бури, сорвав часть лёгкой пальмовой крыши, вернул мысль, беспокоящую его несколько последних дней.

Задолго до взрыва жёлтой звезды драконы Йуругу побывали с разведывательными экспедициями и на Земле. Вместе с драконами на звёздных кораблях были и фаэты. Лотосорожденные не хотят помнить об этом. Не все корабли космической разведки возвращались обратно.

Первые фаэты не могли изучить всю земную поверхность.

Первые земляне вполне могут быть потомками фаэтов-разведчиков. В том нет ничего невероятного. Такая гипотеза объясняет очень многое. И единство биологических структур, вплоть до особенностей аппарата наследственности. И сходство некоторых людей с фаэтами по их внутренним, психическим возможностям. И так далее.

Обязательна новая встреча с Игорем Бортниковым. Ведь он — настоящий фаэт, многим превосходящий и Лерана, и Арни. А его держат за муравья-землянина. Их внешние отличия, — результат жизни одной расы в различных условиях.

Солнце и Сириус — неравные звёзды.

Вся идеологическая концепция фаэтов грозит развалиться, если догадка об общем происхождении землян и фаэтов подтвердится. Вот он, тот рычаг, с помощью которого он перевернёт сознание фаэтов. А через них, — и землян. Может перевернуть.

Удар грома, потрясший хлипкие стены бунгало и принёсший ливень, вернул и другую мысль, — понимание собственной беспомощности. Ему не дадут и коснуться того рычага! Что он может один? В принципе ничего не ясно, пусть он и человек.

Ни фаэты, ни люди ему не помогут. Одни не захотят, другие не смогут.

Итак, он пришёл к тому, с чего начал при жизни Барта Эриксона. К полной растерянности среди моря бывших и новых загадок.

Люди надеялись на него, но взамен получили смерть и страдания. Он потерял всех близких землян и не нашёл родства среди фаэтов.

…Внешность «золотого человека»… Жизнь, сила, красота… Можно жить как фараон. Как Арни. А что внутри? И где они, фараоны? И где окажется в скором времени Арни? Да и весь Правящий Совет, в котором он, отторгнутый фаэт, не видит ничего высшего, правящего. Если уж править, то лучшим из всех. А не тем, кто стремится к правлению.

Дом фаэтов, очаровавший его в первые часы, стал чужим домом. И никогда не станет своим, это уже определено. Что-то не так в этом доме. Или — в нём самом. Неужели он так ошибается? От него требуют немногого: отрешиться от земного человечества, не рассматривать его как серьёзный действующий фактор на Земле. Люди, — временщики, им пришёл предел, приговор подписан Правящим Советом.

Если бы не земная память, и не Леда, — может быть, он согласился бы с ними. Но лишь может быть! А не точно! А теперь, — точно не согласен.

Противостоять одному, — немыслимо! Уйти в сторону, — некуда. Переделать себя в угоду Совету, — ни за что! Полное непонимание и незнание…

Но ведь в те времена он, Леран Кронин, говорил потерявшему опоры в себе Барту Эриксону: обратись к первоначалам, к священным текстам. Там, — объяснение всему, там, — ответы на всё.

Они не замыкаются ни на землян, ни на фаэтов. Правящий Совет признал, что фаэты — не всем людям хозяева. И есть в земной культуре такое, что им недоступно.

В религии землян — спасательный круг для него, Лерана. И, возможно, для всех фаэтов, всех землян.

Не было ночи, ибо не отличалась она ото дня. И не было сна, ибо есть чувства, не пускающие человека к нему. И не разобраться в такие минуты, проснулся или не засыпал.

Просто пришло Солнце, а с ним то, что называют просветлением. Потому называют, что оно высвечивает одним разом грани между мигом и вечностью, между преходящим и постоянным.

Реки чистой воды слагаются из капель человеческих слёз, накопленных плотиной заблуждений.

«Нет никакой разницы между фаэтом и землянином! — воскликнул он, — И всё потому, что фаэты тоже плачут».

Пока плачет только один из них, но это есть начало! Пришёл образ: фильтры, устраняя из воды технологические примеси, убирают и нечто невидимое, но наиважнейшее. Так получается не вода уже, а жидкость для употребления. В такой воде нет слёз, она не для человека. Не для землянина и не для фаэта.