Валерий Сабитов - Цитадель

— Леран, а ведь ты с Бартом занимался и этим, — Леда вспоминала прошлое без прежней боли, — Что ты думаешь сейчас, скажи.

— Ты считаешь, за это время я поумнел? — улыбнулся Леран, заглядывая в искрящуюся высоту синих глаз, — Одни загадки ушли, пришли другие. Барт спрашивал меня: почему тебя, брат, тянет в небо, к звёздам? К свету Сириуса… Я узнал, почему. Завтра и вы узнаете.

Лу Шань при этих словах заметно дрогнул.

— А предопределённость судьбы… Не так всё просто и однозначно. Войны, эпидемии… Нет в истории людей поколения, достигшего естественного предела. И малый срок закрепился в памяти, вошёл в психику, а через неё в кровь… Люди сами переставили стрелки на часовом механизме своей жизни.

— Но в последние годы не только йога, но и наука удлиняет жизнь, — заметила Лия.

— Такое удлинение, — растягивание упругой пружины слабой рукой, — Неразумная ящерица восстанавливает потерянный хвост. Человек может больше.

— Раскрыть всю мощь разума? — спросил Мартин, — В этом решение?

— И я так думал. Теперь сомневаюсь. Разум не первичен. Вот если бы заглянуть в душу, и через неё, воздействуя тонкими энергиями, заменить часовой механизм биоразвития. Или совсем его убрать… Я вам раскрою одну свою личную загадку. Мне много раз снится один и тот же сон. Живой, во всех подробностях. Картинка из жизни какой-то планеты. Не Земли. Хищные разумные звери, похожие на динозавров, убивают людей, прилетевших к ним с миссией добра с другой планеты. Главное, что непонятно мне: чувство близости, родства к погибшим людям. И во сне, и после него меня не оставляют печаль и тоска. В чём тут дело? Я могу только догадываться. Но догадка, — не ответ.

— Но ведь есть золотые люди! — горячо сказала Леда, — Они сильнее и умнее нас. Надо встретиться с ними, поговорить…

Сама того не зная, она коснулась узла, стягивающего многие, если не все человеческие проблемы.

Леран долго молчал, он не знал, что и как сказать. Наконец решился.

— Золотые люди?.. Фаэты достигли бессмертия ценой гибели родной планеты. Кто из них может представить себя вне Земли? Думаю, у них не меньше болевых точек. Знающие о них уверены: золотые люди, — высшие существа, они чисты, преисполнены мудрости и доброты. Но если это так, почему на Земле столько зла? Холодный разум не способен помочь…

— У них холодный разум? — удивилась Леда, — Леран, разве бывает разумное холодным? Ириан, Элиа, — ведь они как мы!

— Дельфины, — ещё одна загадка, — ответил Леран; он говорил с Ледой, которая меньше других знала о своём брате. Незнание давало ей право и смелость, — Большая, чем золотые люди. Нет, не разум отвечает на вопросы, разум только придаёт ответам понятную форму…

Леран замолчал. Эрнест заметил, как что-то дрогнуло-сверкнуло в золотых глазах. Что-то изменилось и вокруг. Словно остановилось время, застыли все действующие часы. Каждый по-своему осознал и понял перемену.

Лу Шаня коснулся страх: приближался его час, час тяжёлого испытания.

Лия замерла от предчувствия новой беды.

Эрнесту стало жарко, — адреналин вошёл в кровь, готовя её к предстоящему дню.

Леда подумала о том, что сегодняшний вечер не такой, как предыдущие. А значит, — завтрашний день не будет похожим на сегодняшний. И может не случиться больше таких дней, какими были последние, самые счастливые за все годы.

Леран поднялся.

— Простите меня. Я должен уйти. На два или три часа. К Ириану и Элиа…

Закатное солнце окрасило его волосы красным золотом, так что алая повязка на лбу стала не видна. Тело засветилось, выделив жаркими полутонами мельчайшие мышцы. Только глаза сохраняли дневной солнечный цвет.

Лу Шань безотчётно склонился перед существом, только внешне сходным с человеком. Мартин чуть не последовал его примеру, но успел вовремя остановиться. Лия смотрела на Леду, которая видела в Леране только человека, но самого в мире совершенного, самого близкого и родного.

Ириан с Элиа ждали у выхода из лагуны в открытый океан. Они выбрали ему место: песчаный участок на дне среди кораллового поля, недалеко от рифов. Оставив фаэта одного, дельфины окружили место уединения движущимся кольцом ненавязчивой охраны.

Леран лёг на песок, и закрыл глаза. Через несколько минут солнце зайдёт, и здесь наступит водная ночь. Только вода, и только ночью позволяла максимально устраниться от внешнего мира и заглянуть в себя.

Он ждал Учителя. Он понял после вопросов Леды, где живёт Эрланг.

Понимание пришло просто и поразительно.

Разум ему не помощник, это так. Только сердце ответит и направит. В сердце живёт его суть, там же обитает Эрланг. Но чтобы достичь собственного сердца, надо освободиться от лишнего.

Память, освобождая путь, первой принесла слова Мейстера Экхарта, человека могучего своей духовной чуткостью.

«Кто меньше всего имеет от мира, тот самый богатый в мире. Никому не принадлежит мир в той мере, как тому, кто отказался от всего мира».

И ещё:

«Кто хочет быть тем, чем он должен быть, тот должен перестать быть тем, что он есть».

Кто же он есть? Тот, кем себя считает!

А считает он себя и фаэтом, и человеком Земли. Он один среди тех и других несёт двойной груз. Он как бы рассечён надвое внешними проявлениями: мыслями и чувствами. Перестать быть и тем, и другим, — вот с чего начинается дорога в завтра. Всё это, — только тени, отбрасываемые душой при свете сердца на зеркало ума, и не больше. И все загадки Земли и космоса, — всего лишь тени тайн сердца…

Жизнь, — как сон беспокойного разума. Разум, — земной сон, сновидение души. Освободиться от снов и, пробудившись, — забыть о них…

Но можно отрешиться от тьмы и замереть на грани света. Уйти от имеющегося и не достигнуть желаемого… Вечная остановка! Увидеть самого себя в центре собственного Я, — есть ли силы на такой шаг у человека или фаэта? А у человека-фаэта? Нет, иначе бы каждый смог бы преодолевать грань внутреннего света в момент желания, и не осталось бы в мире теней.

Освободившись от внешнего «не-Я», ищешь его внутри себя как опору. И если сохраняется желание в очищенной душе, находишь то «не-Я», которое ближе к тебе, чем ты сам…

Слова человека, — лишь средство. Экхарт пришёл, Экхарт должен уйти.

Хочется иного слова, на том горит желание…

Не осталось ни сомнений, ни печали, ни стремлений, — он уже не человек Земли. Исчезли мысли о величии самой мысли как продукта разума и рассудка, — он уже не великий фаэт.

И не желание горит, а светит точка там, куда он проваливается-возносится. Нет ни верха, ни низа.

Свет приносит желанное Слово-указание, переданное живым через вестника-пророка:

«Мы сотворили… человека и знаем, что нашёптывает ему душа; и Мы ближе к нему, чем шейная артерия».