Леонид Дюк - Теория поля

Человеку свойственно опасаться всего нового, неизвестного. Но я думаю, что пред подобной дилеммой так или иначе вставал каждый философ прошлого и настоящего. И тем не менее человечество по-прежнему существует, цивилизация до сих пор не уничтожена. Право, профессор, именно от вас мне странно слышать такого рода сомнения. Неужто вы утратили веру в науку, в природу?

– Я знал, что ты именно так это и воспримешь. Но прошу тебя, прислушайся к словам своего старого друга и учителя. Я даже не прошу тебя слепо следовать моим советам, ибо понимаю, что это бесполезно. Ты все равно поступишь по-своему. Обещай лишь, что ты не забудешь наш сегодняшний разговор.

– Ну в этом, профессор, можете не сомневаться, – улыбнулся Козырев.

– И еще. Конечно, ты продолжишь свои эксперименты, сколько бы я тебя ни уговаривал, но, пожалуйста, не надо обнародовать их результаты до тех пор, пока ты не будешь абсолютно уверен в их безопасности для человечества.

Арсений на минуту задумался, но после глотка виски, выпустив густые клубы сизого сигарного дыма, искренне заверил Малахова:

– Хорошо, Евгений Михайлович, это я вам твердо обещаю!

Пока Козырев рассуждал с Малаховым о высоких материях, Корнейчук вместе с когортой власть имущих оголтелых эгоцентристов планировал новые козни против самоуверенного ученого-одиночки.

Однажды промозглым ноябрьским вечером Арсений сразу после работы решил по обыкновению заглянуть в свою импровизированную лабораторию. Но на ее месте зияло чернотой свежее пепелище. Выгорело полностью несколько гаражных боксов, хотя было очевидно, что эпицентр распространения пожара находился как раз в тех двух строениях, которые Козырев оборудовал для проведения своих научных исследований.

Одним пожаром явно не обошлось. По полному отсутствию крыши, которая, к слову сказать, была сооружена из массивных железобетонных плит, а также по характерным разрушениям стен, даже неспециалисту становилось очевидным, что причиной возгорания послужил мощный взрыв. Однако ученый был абсолютно уверен: ничего взрывоопасного в его лаборатории не хранилось. Тем более ничего способного вызвать столь значительные повреждения массивной кирпичной постройки.

Оставалось предположить чей-то злой умысел. На вопрос, кто, Козырев, пожалуй, знал ответ. Во всяком случае, догадывался. Но вот как и зачем, пока оставалось загадкой. Кроме него, Малахова и Виктории, никто не знал о существовании лаборатории. Но этим двум близким людям Арсений верил как себе. Конечно, обнаружить гараж не составляло больших проблем, но тогда следовало признать, что за ним следили. Причем довольно давно.

Однако Арсений не расстроился и даже вопреки всякому здравому смыслу был весел. Он и сам не мог отдать себе отчет, почему внезапно улучшилось его настроение. Конечно, никакой трагедии не произошло. Невосполнимые потери ценных научных данных отсутствовали. Все экземпляры преобразователей, как самые слабые, так и наиболее мощные, он хранил дома. Уже готовые образцы с водяными кластерами сформированной и воссозданной структуры хранились в арендованных промышленных морозильных камерах. Программное обеспечение, которое, собственно, и представляло наибольшую ценность, было надежно запрятано в сетевых облаках. Никакого особо уникального, дорогостоящего оборудования для завершающей стадии эксперимента не требовалось. Но все же любой нормальный человек должен был бы огорчиться, узнав о внезапном уничтожением того, что он долго и упорно, отказывая себе в самом необходимом, собирал по крохам, по крупицам.

Козырев же воспринял происшествие как вызов, как Рубикон, который переступил противник и после которого примирение враждующих сторон стало невозможным. И эта наступившая ясность, появившаяся очевидная очередная цель жизни неожиданно придала ему новые силы, новые мотивы и новые эмоции. Морально он был готов к борьбе, готов идти до конца.

Он шел домой в приподнятом настроении, радуясь своей предусмотрительности и бубня под нос детскую песенку из известного мультфильма:

Но дома его ждал очередной сюрприз в лице двух представителей власти, которые предъявили ему обвинения и настоятельно предложили проследовать за ними. Суть их претензий заключалась в том, что Козырев самовольно использовал гараж не по назначению, нарушил требования противопожарной безопасности, тем самым спровоцировав происшествие, приведшее к значительным материальным потерям. Это то, что ему озвучили официально. В неофициальном порядке незваные гости доверительно сообщили, что лица, заинтересованные в его изоляции от общества, вполне могут организовать длительный срок заключения по обвинению в изготовлении взрывчатых веществ и пособничестве террористам.

Вика плакала, хватала мужа за руки, пыталась помешать стражам порядка забрать Арсения, но он весело улыбнулся, поцеловал жену на прощание и заверил ее в своей полной невиновности и скором возращении. Он был так в этом уверен, что она тут же поверила.

И действительно – хоть ему и пришлось провести несколько весьма неприятных дней в следственном изоляторе, сажать его в тюрьму всерьез и надолго никто не собирался. Точнее, враг не исключал такого развития событий в случае упрямого упорства Козырева, но для скорости и простоты предпочел бы, чтобы дело ограничилось угрозами и наглядной демонстрацией своих возможностей. Его добровольный уход вызывал меньше шума, меньше ненужных вопросов, уменьшал вероятность негативной общественной реакции. Козырев это понял, и, умело сыграв испуг и раскаяние, быстро согласился на все выдвинутые следователем условия. Для осуществления задуманного ему как воздух была необходима свобода. А условия эти состояли в следующем: немедленное и безоговорочное увольнение из «Меркурия» и прекращение любой активности, направленной против неблаговидных действий Корнейчука. Денег ему больше не предлагали. Очевидно, сочтя его полностью сломленным и деморализованным.

Противник в очередной раз недооценил его возможности, и эта его фатальная недальновидность уже становилась забавной. Что ж, сейчас подобный расклад его вполне устраивал. Тот враг безопасен, который уверен, что полностью тебя контролирует.

Козырев был на пике своей умственной и физической формы, горел желанием действовать, проявить себя, продемонстрировать врагу собственный интеллект во всем блеске его праведного, полыхающего гнева. Находясь в вынужденном бездействии во время сфабрикованной тюремной изоляции, он с упоением строил планы будущей мести, представлял подробности грандиозной интриги, тщательно продумывал мельчайшие детали возмездия.