Гораций Голд - У финишной черты

Я вошел в него.

Обходительный молодой продавец встретил меня и вежливо поинтересовался, может ли он чем-нибудь помочь.

— Нет спасибо, я просто хотел бы немного осмотреться, — ответил я, по-идиотски нервно рассмеявшись, понимая, что выгляжу глупо.

Я, актер, а вел себя как неотесанный деревенщина. Мне стало стыдно за себя.

Он старался не показывать своего удивления, хотя это ему плохо удавалось. К моему счастью, продавец отвлекся на другого посетителя, который зашел в этот момент в магазин, и я мог спокойно осмотреться.

Не знаю, могу ли я верно передать свои чувства. Трудно описать то, чего никто никогда не видел, и невозможно даже сказать, что на что было похоже. Но я все же попробую.

Если придерживаться прежних сравнений, я бы снова прибегнул к образу уже упомянутого мною древнего египтянина, которому приказали стащить мумию из музея Метрополитен.

Бедный парень, естественно, понятия не имел бы ни о деньгах, ни о транспортной системе Нью-Йорка, ни о том, где находится музей, и как туда добраться, как ведут себя посетители, что делать, что говорить, какие нормы поведения, которые соблюдает любой обыватель, можно невольно нарушить, и так далее. Теперь добавьте вероятный риск оказаться в тюрьме или в сумасшедшем доме, если он допустит ошибку. Представив все это, вы, вероятно, поймете, что ощущал я. Здесь говорили по-английски, но это не имело большого значения: гораздо хуже было незнание того, что правильно, а что неправильно, и неизвестность последствий. В общем, поводов для паники было предостаточно.

Впрочем, и это мало добавляет ясности.

Для примера, возьмем электроприборы в том магазине — они способны наглядно продемонстрировать всю сложность ситуации, в которой я оказался.

Для людей того времени это были самые обычные изделия, как для нас тостеры, телевизоры и лампы. Но для меня они имели не больше смысла, чем наши приборы для древнего египтянина. Можете представить себе, как он пытался бы выяснить, что это за штуковины, и как они работают?

НАД некоторыми из приборов пришлось поломать голову. Взять, например, светильник, который можно было разместить в любой части стены — без винтов, без клея, без проводов — при этом он держался и горел, независимо от того, в каком месте стены находился. Что-то вроде бра… вероятно, это оно и было!

Затем я наткнулся на что-то, похожее на пепельницу с голубым электрическим мерцанием в основании чаши. Я раскурил трубку — до этого видел, что некоторые здесь курят, и теперь знал, что могу спокойно сделать то же самое — и бросил в чашу спичку. Ее тут же не стало. Я сомневаюсь, что внутри было какое-то скрытое отделение.

Спичка исчезла. Я вытряхнул пепел из трубки, и он тоже исчез. Осмотревшись и убедившись, что меня никто не видит, я извлек из кармана несколько монет и высыпал на дно. Они пропали. Как будто и не бывало. Дезинтегратор? У меня не было ни малейшего понятия.

Следующей была небольшая коробка с зеркалами и тремя миниатюрными дисками на передней части каждого. Я повертел диски на одном из них — это походило на использование трех номеронабирателей одновременно — и вдруг в зеркале возникло лицо симпатичной девушки, выжидающе смотревшей на меня.

— Да? — спросила она.

— Я… э-э-э… ошибся номером, извините, — и, поспешно отодвинув коробку, я направился в другую часть магазина, поскольку не имел даже малейшего понятия, как выключить устройство.

То, что я искал, оказалось небольшой, окрашенной под металл коробкой размером с чемодан, с выемкой на крышке и небольшим регулятором на передней стенке. Я не знал, что это такое, до тех пор, пока не повернул регулятор. Внезапно свет в магазине засветился очень ярко, откуда-то прибежал продавец и вежливо отодвинул меня, чтобы выключить прибор.

— Мы же не хотим здесь все сжечь? — спокойно спросил он.

— Я просто хотел убедиться, действительно ли он работает, — сказал я, все еще немного дрожа, и осознавая, что меня могло убить хорошим разрядом тока.

— Но они всегда работают, — сказал продавец.

— Ах, всегда?

— Разумеется. Действуют элементарно, и нет никаких элементов, которые могли бы износиться, поэтому они работают вечно, — он вдруг улыбнулся, как будто о чем-то догадавшись. — О, я понял, вы шутите! Ну, конечно — все знают о «Дюнапаке» еще с начальных классов. Хотите получить один?

— Нет, нет, старый достаточно хорош. Я просто… ну вы понимаете, хотел узнать, сильно ли отличаются новые модели от прежних?

— Но у нас не было никаких новых моделей с 2073 года, — ответил он. — Почему вы считаете, что они могли появиться?

— Я… не знаю, — пробормотал я. — Никогда нельзя быть уверенным.

— Можно, с «Дюнапаком», — сказал он и не оставил бы меня в покое, если бы мне не отказали нервы. Пробормотав что-то, я поспешил скорее убраться из магазина.

ВЫ спросите, почему? Он задал вопрос: хочу ли я «получить» «Дюнапак», а не купить. Я и представления не имел, что означает «получить» в их обществе. В качестве оплаты могло использоваться что угодно, вплоть до накопленных купонов какой-нибудь лотереи, или, может быть, отработанного количества трудодней — в этом случае он захотел бы узнать, где я работаю, какой у меня социальный капитал, или что-то в этом же духе, о чем я не имел понятия. Впрочем, это мог быть просто гипотетический разговор о предстоящей покупке.

Гадать я не хотел, но и подвергать себя еще большей опасности тоже. Моя грубая ошибка с проверкой работающего «Дюнапака» и о новых моделях едва ли казалась простительной.

Бог мой, сколько неизвестности и риска подстерегает нас в мире, о котором мы ничего не знаем. Можно сколько угодно мечтать о том, чтобы очутиться в будущем, но на деле — та еще проблемка.

— Подожди, друг! — вдруг услышал я за спиной крик продавца.

Я оглянулся, надеясь, что сделал это с такой же небрежностью, как и пешеходы, обернувшиеся на него. Он быстро зашагал ко мне, с очень озабоченным выражением на лице. Я ускорил шаг, стараясь держать дистанцию и одновременно надеясь, что люди, которых я обгонял, посчитают, будто я просто опаздываю на встречу. Продавец не бежал за мной и не звал полицию, но я не мог быть уверен, что он не станет этого делать дальше.

Едва только зайдя за угол, я побежал, как угорелый. Увидел переулок в конце квартала и нырнул в него. Нашел дверь в подвал и спрятался там, вжавшись в стену, дрожа от напряжения и нехватки воздуха, как пловец, который слишком долго пробыл под водой.

Даже после того, как дыхание успокоилось, я не торопился покидать укрытие. Улица, возможно, была оцеплена — полиция, армия и морской флот вместе взятые могли поджидать меня, чтобы арестовать.

Что заставляло меня так думать? Да просто понимание того, насколько озадачился бы тот же самый древний египтянин, если бы его арестовали в метро за плевки — самое невинное занятие в его время! Я, возможно, сделал столь же невинный для себя проступок, который в этой эпохе могли посчитать за преступление. А разве в какие-либо времена незнание законов освобождало от ответственности?