Александр Ермилов - Вселенная Марка Сенпека. Роман

***

В Отделе темно и пусто. Несколько включенных ламп подсвечивает коридоры и закрытые двери. На входе дежурный даже не посмотрел на меня, продолжая жадно поглощать бутерброд и читать газету.

Кабинет Малуновца открыт. Пару секунд я стою в потемках, а потом обыскиваю каждый ящик в столе, полки в стенных шкафах, простукиваю, надеясь найти потайное дно. Стараюсь не шуметь, чтобы ленивый дежурный не решил сделать обход. Найденные документы ничего не значат по нашему делу. Включив ноутбук капитана, я набираю его старый пароль, который известен мне еще с прошлой осени, когда я помогал ему настраивать рабочие программы, потому как компьютерщиков не хватает. Проверяю его папки, жесткий диск, даже наличие скрытых файлов, что, я почти уверен, не под силу сделать капитану.

Лезу в соцсети и нахожу переписку Малуновца и жены Артура Морина ― Томиры! Их фривольное общение заставляет меня округлить глаза. Они явно состоят в интимной связи. Я делаю фотографию нескольких особенно ярких диалогов, признаний в любви, и тут натыкаюсь на их общение незадолго до убийства Антона. Томира в красках написала, как ненавидит пасынка и его радужное пристрастие. И она знала, что он хочет наладить поставку годжолоина в Мерингтонию! Позор, которым он мог покрыть всю семью, они не стерли бы никогда.

Краем глаза я замечаю движение возле двери. В следующее мгновение передо мной появляется капитан, и даже в полумраке видно на его лице ярость. Прожилки на широко открытых глазах подсвечены монитором. И хотя Малуновец кричит на меня каждый день, вытаращив глаза, я еще не видел его в бешенстве, с каким он набросился на меня, прогоняя из-за стола:

– Какого черта ты себе позволяешь?!

Мы одновременно обходим стол, и я оказываюсь рядом с выходом. Капитан еще шире округлил глаза, рассматривая открытую в сети переписку. Кажется, при этом он даже оскалил клыки, будто загнанный волк. Опускаясь в кресло, он одновременно глубоко выдыхает воздух. И на миг я подумал, что он сейчас признается, как должно, и сожаление появится на его лице. Он будет обвинять Томиру Морин, любовь к ней, накрывшую их страсть. И он действительно бормочет, что ему жаль, но при этом направив на меня лазервер. Не дожидаясь от него тирады, я пригибаюсь и делаю кувырок в направлении двери. Бегу по коридору и слышу выстрелы, в стены попадают снаряды табельного, летят осколки. На выходе из отдела ошарашенный дежурный пытается вытащить оружие из закрытой кобуры, торопится, его лицо перепачкано майонезом. Капитан кричит, чтобы задержал меня, но я на бегу толкаю растяпу, и тот плюхается на пол. Выбежав на улицу, прыгаю в машину и давлю на газ.

Улицы мелькают мимо редкими включенными фонарями, мельтешат машинами. Незнакомые лица прохожих смазываются на лобовом стекле. Я часто-часто дышу и оглядываюсь, ожидая увидеть машину капитана или любой другой обээновский автомобиль. Сворачивая наугад, оказываюсь в глубинах Клоповника. Домой мне возвращаться, разумеется, нельзя, а блокпосты на въезде в Мерингтонию уже оповещены, и все готовы поймать меня, едва появлюсь из-за угла. По общей связи уже прошла ориентировка на меня, как на лицо, покушавшееся на капитана Малуновца.

Припарковавшись возле знакомого дома, поднимаюсь на последний этаж и стучусь в квартиру Алой Розы. После нескольких секунд ожидания, я снова стучу, сильнее и сильнее. За дверью слышится шорох, и я встаю прямо напротив дверного глазка. Алая, приоткрыв дверь, сонным прищуром смотрит на меня, и ее взгляд невинно-непонимающий становится рассерженно-возмущенным. Она не успевает спросить, зачем я пришел, как я прошу у нее приют на несколько дней. И хотя по ее лицу понятно нежелание впускать меня, к тому же, как ей работать, когда на соседнем диване лежит законник, но она открывает дверь шире и шипит, чтобы я быстрее заходил.

Падаю на старую продавленную кушетку, предварительно осмотрев окрестности из окна. Я прошу Розу не включать лампу, чтобы не привлекать внимание. Она собирается мне что-то сказать, но в этот момент в комнате появляется маленькая заспанная девочка, держа большого мягкого жирафа. Она трет глаза, зевает, а Роза резко вскакивает и просит малышку идти спать. Она уводит девочку в темноту коридора, а я, достав смартфон, отправляю фотографии переписки Малуновца и мачехи жертвы Роане Норутин. Через секунду звоню напарнице.

– Капитан убил Антона Морина! ― громко шепчу в трубку, едва Роана говорит «Алло». ― Малуновец с Томирой любовники, и она его подговорила.

– Интимная связь не доказывает, что капитан убил Антона, ― отвечает Норутин. ― К тому же, Малуновец уже поговорил с Артуром Морином. Он уверяет, что ты его подставил и попытался убить. Что ты давний любитель годжолоина. По его словам, Толкач Доран работал на тебя, и ты вместе с Антоном собирался «наладить радужный бизнес», а потом расправился с ним.

– Вранье! Доран подтвердит.

– Дорана арестовали, пока мы с тобой проверяли храмников. После допроса, Толкач повесился в камере.

Я крепко стискиваю кулак, пытаясь подавить отчаяние и прилив гнева.

– Роана, поверь мне!

Из трубки несколько секунд доносится лишь размеренное дыхание Норутин, а я только и могу, что смотреть себе под ноги, словно провинившийся школьник.

– Тебе нужно спрятаться на пару дней, лежать тихо и даже в окна не смотреть. Я свяжусь с тобой, когда у меня будет больше информации. Глушилку включил?

– Да, ― хриплю я, вспоминая точно ли активировал программу-хамелеон на смартфоне для укрытия своего сигнала. Я включаю ее каждый раз, когда выхожу на радужную охоту. Черт! Фальшивое лицо осталось дома.

Роана заканчивает разговор прерывистым сигналом в трубке.

Я остаюсь наедине с темнотой и думаю, что Алая слишком долго укладывает девочку спать. До сегодняшнего дня я не знал, что у нее есть дочь, и никто из ее подружек ни разу не обмолвилась об этом. В квартире тихо. Дверь в дальнюю комнату обрисована размытым тусклым светом изнутри. Приоткрыв ее, замечаю Алую, сидящую на кроватке возле ребенка, и другую женщину, присевшую на соседний край матраса. Обе сидят неподвижно, и женщина что-то читает девочке шепотом. Но девочка не спит, а смотрит на меня. Она улыбается мне той улыбкой, которая означает, что мы давние друзья. Кажется, она уже видела меня множество раз, следила из-за угла комнаты, в щель приоткрытой двери. И когда на первый взгляд незнакомая мне женщина поворачивается и охает, увидев в темноте мое грязное и покрытое каплями пота лицо, я узнаю ее. Жена Дорана испуганно рассматривает меня. Но когда на ее лице проступает понимание и узнавание, она прыгает на меня и лепит пощечины. Кричит, обвиняя, и ее слова перемешиваются с официальным языком Клоповника и родным диалектом далекой страны. Я нелепо пытаюсь доказать, что не виновен в смерти ее мужа, перехватываю колотящие по мне руки и притягиваю к себе. Я долго обнимаю ее, пытаясь успокоить рыдающую женщину, оставшуюся одной с ребенком.