Андрей Евсиков - Курс

Кресло трансформировало положение в удобное лежачее, автоматически подключились датчики, и Тон Шторм уснул.

***

Мало кому известный посёлок Лехтуси над Ленинградом на самом деле имел одну достопримечательность. Каждый июль сюда съезжались грузовики с абитурой. Располагавшийся здесь военный лагерь был вотчиной Военно-Космической Академии имени Можайского – дорогой в космос для многих, жаждущих связать с ним свою жизнь. Встретивший брянскую абитуру на Московском вокзале крытый армейский газон уверенно отматывал километры на север. Проехали посёлок, поворот, через КПП, остановка. Команда «К машине», армия… Ну, почти.

Этим летом повезло с погодой. Севернее Ленинграда ясные солнечные дни и тёплые ночи даже в июле – явление, которое к концу столетия становилось всё более редким. Тут ещё и Ладога рядом. С час ожидания на КПП, пришли ещё две машины. Наконец всех построили и таким жалким подобием будущего подразделения повели в палаточный лагерь абитуры. Мимо озера и административных зданий за деревьями. Через километр свернули вправо в лес, и дорога стала подниматься на холм.

«Живописно, как в Брянске, – мелькнула мысль. – Только вот такого холма у меня не было». Андрюха ещё не представлял, какие интимные взаимоотношения с данным живописным подъёмом на этот холм, в том числе и по ночам, ему и вверенному ему маленькому подразделению предстоят. Да и пока всё было не столь важно. Ноги перемещали его к интересному, большому, военному и научному впереди – «четыре в одном» представлялось очень заманчиво.

«Интересному» – что может быть перспективнее? После детства в бензине и запчастях от моторов, а потом с паяльником и, ценностью большей, чем золото, – радиодеталями, и раздобытыми на цветметовской свалке радиаторами для транзисторов?

«Большому» – что может быть больше космоса? Усилиями всех учителей и хворостиной батьки Андрюхе не удалось привить любовь к чтению книг. Но вот одну из них он прочёл шесть раз. Потому, как только она была про космос, а других было не достать. Это была «Северная корона» Георгия Реймерса. О «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова он мечтал всю юность, но так и не смог достать её. Потом, в эпоху наступившего Голливуда, снималось много всякой фигни на космическую тему. Фэнтези Андрюха не переваривал, а оно было основной тематикой. Только научная фантастика про космос смогла зажечь глаза сиянием предчувствия реально интересного, но в большинстве случаев гасилось это сияние разочарованием после просмотра.

«Военному» – что может быть круче? «Вам, гражданским, не понять!» Принадлежность к истинной элите общества! Всё самое правильное, порядочное и престижное в советском обществе ассоциировалось с армией. Андрюхе были абсолютно непонятны какие-то разговоры обывателей про размеры офицерского жалования и полную обеспеченность. Для него это была прежде всего дорога в престиж и романтику. Ещё были 80-е. И продажный дух последующих десятилетий абсолютно не ощущался.

Ну и, наконец, «Научное» – для молодого человека коммунистической эпохи и идеологий звучало как «Божественное». Вот в такое суперкрутое место, вернее, к воротам в него, сейчас и несли ноги Андрюху в жалкой пародии на строй из недоделанных гражданских.

Первое, что должен узнать новобранец по прибытии в расположение, – где находится место построения. Списки палаток по каким-то неведомым принципам были подготовлены заранее, а вот старших палаток назначать собирались позже. Этим и занялись после представления абитуриентам курсовых офицеров, и именно курсовые офицеры этим и занялись. Почему-то командир первой палатки был назначен сразу. «Наверное, приехал раньше всех», – подумал Андрюха. Да и по темпераменту и по активности этот Денис выделялся среди других. Но неприязнь на подсознательном уровне заскребла Андрюхино нутро нехорошим предчувствием и предостерегающе напоминала о правиле не трогать что воняет. «Это предрассудки, – подумал Андрюха. – Не могут быть плохие командиры в армии, – но и почему-то: – А хорошо, что я не в первой, а в четвёртой палатке».

Курсовой капитан понравился сразу. Без закидонов, но строгий. Основное же командование палаточным лагерем осуществлялось, конечно же, сержантским составом, чья роль была возложена на курсантов старших курсов Можайки. Проанализировав представителей своей четвёртой палатки, Андрюха прикинул, кто будет их старшим. Выбор остановился на наиболее инициативном. Его звали так же – Андрюхой. Но, имея фамилию Похильчук, абсолютно немыслимо было надеяться, что ты не будешь всю жизнь и везде именоваться Чуком. Казалось, Чук всеми силами старался совместить в себе две абсолютно несовместимые вещи: природное раздолбайство и рвение проныры. В целом, как Андрюха позже ни старался злиться на Чука, ну, например, за то, что вследствие именно Чукового природного раздолбайства не проходило и ночи, когда четвёртая палатка должна была в наказание таскать вёдра с водой на холм, который сначала так понравился Андрюхе, это ему так ни разу и не удалось. Злиться на Чука было бесполезно. Наверно, равносильно было злиться на тёплый майский дождь, который, зараза, пошёл ровно после того, как помыл машину. Более того! Чук был именно тем человеком, с которым Андрюхе пришлось провести – без утрирования – от первого до последнего дня в Армии, случившегося через много лет.

Но Чука не назначили старшим палатки. Назначили Андрюху. Может, из-за того, что он был на год старше других, может, по другим причинам. После того как новому личному составу были выданы все устные инструкции, всех распустили обживать палатки. Начались первые лишения, связанные с суровостью псевдоармейской жизни. Личное время ещё существовало, пока дорабатывались все детали плана экзаменов, и его ещё не переименовали в «лишнее». Но палатки уже были прообразом казармы со всеми вытекающими последствиями. Сами они были размечены и поставлены «под линейку», внутри и снаружи требовался идеальный порядок в любой момент, и никакого лежания в них днём не допускалось. Подготовка к экзаменам, как и сами экзамены, осуществлялась в деревянных учебных корпусах или на улице. Отводилось также время и на физическую самоподготовку, и этот момент был больным для Андрюхи.

Ещё полгода назад он не собирался идти в военное училище. А за год до этого состоялась эпопея попыток затыкания в московский вуз. В какой именно, особо не было разницы, главное – в Московский. И это абсолютно противоречило Андрюхиным планам на жизнь. Друг Вова, который в школе учился на класс старше, приобщил его к паяльнику и радиоэлектронике и с которым они успели пару лет позарабатывать, проводя дискотеки, уехал и поступил в Ленинградский Политех. Туда же без тени сомнений навострил лыжи и Андрюха. Он даже съездил в Ленинград на праздники 7 ноября, где познакомился с будущим его вузом и сходил с Вовой ночью на Финский залив выкурить сигарету.