Андрей Евсиков - Курс

В тот день Саныч не припёрся с утра и не стал пить кровь на завтрак. Этот факт очень успокаивал. Но никто не мог знать, что день грядущий принесёт. Размявшийся на зарядке, умытый и накормленный курс убыл на занятия. Настала пора нелёгкого труда наряда по приведению казармы в образцовый вид и в короткое время. Кровати, подушки на них и табуретки были выровнены по нитке, кантики на кроватях доведены до совершенства, как и сама заправка. Не допускались всяческие провалы или неровности. Окна должны быть чистейшими. Мусор выметен, полы натёрты, паутина убрана, всё остальное, что присутствовало в казарме, должно было быть параллельным и перпендикулярным, пыль не допускалась ни на чём, включая те места, куда добраться было невозможно. В туалете и умывальнике всё должно сиять, так же и во всех холлах. Погоны и шевроны на шинелях в шкафах также должны быть выровнены по нитке. Закреплённая за курсом территория должна быть в идеальном состоянии, фундамент казармы должен сиять, а трава – зеленеть.

Было немного объектов, которые находились вне зоны ответственности дежурного по курсу. К ним относились солнце, дождь и ветер. Но порой казалось, что не все из командования всегда об этом помнили. Только после контроля выполнения всех мероприятий на должном уровне дежурный по курсу чисто теоретически имел пару законных часов для сна. Была ещё и масса указаний наряду от курсовых офицеров, старшины и начальника курса, но не всегда. В удовольствии попинать дежурного по курсу в его часы отдыха Саныч редко себе отказывал, и уж точно никто из проверяющих не упустил бы такой возможности никогда.

Приближался полдень, солнце сияло, казарма сияла сильнее солнца, Бабков не пришёл – всё, что нужно для счастья дежурному по курсу. Мысли об оставшихся каких-то семи часах наряда начинали греть душу. Двое курсовых поочерёдно нарисовывались в поле зрения наряда, но старались не топтать и не отвлекать дежурного от мечты о скором возможном спасении. Курсовые вообще редко проявляли признаки потребности в тирании, но, когда же им это всё-таки приходилось делать, в свете таланта Бабкова испепелять взглядом и выносить приговоры выглядело это понарошку. Ещё будучи старлеями, Балаконенко и Храпов вполне уютно чувствовали себя в тени любителя метать молнии за всех.

Немедленно переименованный в Балконского Балаконенко, казалось, и старался следовать тому образу, которым веяло из великого произведения Льва Толстова. Что касается Храпова, типаж был абсолютно другим. Попытки Храпова выглядеть образцом строгости не могли не приводить к срыву в смех иногда даже тех, на кого он обрушивал свой гнев. На неподготовленного зрителя грозные выпученные глаза и руки за спиной могли произвести ужасающее впечатление, но пока он не начал выдавать свои известные тирады, цитируемые потом повсеместно. Все были убеждены, что именно Храпову принадлежит авторство в классике, самой безобидной из которой было: «Эй вы, трое! Оба ко мне!» И реально сами попытки изображения расправы могли сорвать в смех и самого же Храпова. В целом никто из курсантов не мог вспомнить о своих курсовых что-то плохое, ну а юмора вокруг их проделок хватало.

В тот день оба курсовых, также явно получая кайф от погоды и отсутствия Бабкова, занимались своими тайными важными делами и периодически появлялись в районе то канцелярии, то туалета. Всё шло мирно, и ничего плохого не предвещало даже и близко. Пока на входе в казарму не появился Заварин. По одному его виду и резкой обеспокоенности движений Андрюха уже понял о приближении скорого конца.

С явным выражением инстинктивного ужаса старшина торопился в канцелярию предупредить тех, кто ещё имел теоретический шанс спастись с корабля, прямо в который неминуемо направлялся самолёт камикадзе. Заодно надо было и обсудить, кто в этот раз будет обязан принять удар на себя. Наличие в расположении двух курсовых вселяло в Заварина надежду на то, что это будет не он. Проходя мимо дежурного по курсу, который в его понимании уже являлся стопроцентным и без шансов покойником, старшина, даже не глянув на него, нехотя произнёс слово приговора: «Придатко!»

Ужас обречённости подкосил ноги Андрюхи. Со слабой надеждой на ошибку, опираясь на кровати, он подошёл к большому окну, которое выходило на широкую дорогу от казармы к главному учебному корпусу. Небо падало на голову. Символизируя самую медленную в мире и самую разрушительную во Вселенной торпеду, прямо на казарму по этой дороге, традиционно заложив руки за спину и молчаливо озирая окрестности, планировал “Боинг”.

«Пи… Капут!» – произнёс Андрюха и, казалось, всем нутром почувствовал, как через несколько минут на него будут сыпаться кирпичи и перекрытия, и жизнь в глазу померкнет. Переговоры старшины и курсовых не дали нужного результата. Проявив чудеса дипломатии, Заварин испарился в неизвестном направлении. Из канцелярии слышалась возня и голоса перепалки, которые вскоре стихли. Балконский с Храповым поочерёдно выталкивали друг друга из-за угла, потеряв от ужаса дар речи. Фуражки падали с их голов, а время удара торпеды неумолимо приближалось. В конце концов возня сменилась скрипом открывающихся окон и шорохами сползания по стене высокого цоколя. Шлепки туфель об асфальт, щебетание птиц, запахи солнечного дня, в который все так не хотели умирать.

Каптёрщик из каптёрки испарился каким-то ему одному ведомым способом, но это точно, что его никто в процессе исчезновения не видел. В каптёрке всегда действовали какие-то свои законы физики. Дневальные вне тумбочки последовали его примеру. На корабле остались только те, кому было некуда отступать: дежурный по курсу и дневальный на тумбочке.

Скрип входной двери, неспешные шаги грузного тела, из-за угла сначала появился живот, потом генеральские лампасы, а уже затем запрокинутая вверх голова генерала Придатко.

– Смирно! – истошно заорал дневальный. – Дежурный по курсу, на выход!

Дежурный по курсу был уже рядом, иначе выходить могло не получиться, а от страха, скорее всего, его пришлось бы выносить. Какой-то робот-автомат в мозгу Андрюхи отчеканил доклад:

– Товарищ генерал-майор! За время моего дежурства происшествий не случилось! Курс находится на занятиях. Дежурный по курсу младший сержант…

Придатко, казалось, не замечал ни дежурного, ни казармы, ни тумбочки с дневальным, который даже забыл дышать. Казалось, ещё немного – и он рухнет прямо под ноги генералу, так и не имея шансов быть замеченным.

– Вольно-о-о! – нехотя и не отрывая глаз от потолка, изрёк Придатко. – Дежурный!.. Что это?

За пару секунд в мозгу дежурного промелькнуло с тысячу вариантов, что может скрываться с той стороны белоснежной балки перекрытия, которая была не видна с позиции дежурного и дневального. Варианты варьировали от самых безобидных, типа растяжки с гранатой, до дыры в параллельную Вселенную. Балансируя на грани потери сознания от ужаса, но ещё в состоянии перемещаться, дежурный переместился в нужную для обзора позицию. В углу белоснежной балки чернел огромный паук. Подлая тварь коварно пряталась где-то, пока демонтировалась вся возведённая им паутина, а потом в отместку, чётко рассчитав момент, вылезла встретить генерала раньше наряда.