Андрей Евсиков - Курс

Очередные «развлечения» в Саратовской подошли к концу. Погода так особо и не баловала. Возвращаться пришлось своим ходом на электричке. Мелкий промозглый дождь, конец краснодарской осени в серых, в отсутствие солнца, тонах. Усталый, но непобеждённый, курс в мокрых грязных шинелях выходил по бетонке из перелесков предгорья Кавказа. Но сила его уже даже не пыталась растечься усталостью по мелким погодным неприятностям и заморочкам военного лагеря. Это уже давно и без вариантов было боевое подразделение, способное решать немалый перечень задач и показывавшее это всем своим видом, будь то жалкий дождь или камни с неба.

Перед зимним отпуском у Андрюхи была пара залётов. Первый – Саныч поймал его за кручением Запада на дискотеке и объявил минус два дня отпуска. Второй – в процессе уборки утром территории вне училища у КПП вдоль Северной Андрюха не потребовал от своих курсантов завязать зимние шапки и сам не завязал. Проходящий мимо замначальника училища полковник Гольтяев, увидев это, на благо Андрюхи оказался без пистолета. Кончилось всё криками на всю Северную и объявлением Андрюхе трёх суток гауптвахты в дни отпуска. И вот все разъехались. Осталась пара-тройка залётных.

От гауптвахты Саныч отмазал, и с ним по-прежнему никто из командования не захотел сцепиться. Но дни гауптвахты были заменены на дни отпуска. Итого – 5. Как-то Балаконенко, следуя по казарме в направлении непонятных звуков, открыл каптёрку и обнаружил там Андрюху лежащим на куче плащ-палаток с гитарой и воспевающим «Клён ты мой опавший». Настроение было паршивым, и, увидев капитана, Андрюха решил не прерывать своё занятие. К чести Балконского, он не только понимающе усмехнулся, а ещё и пошёл к Санычу и уговорил выкинуть узника за забор училища. Вероятно, у Саныча и курсовых были свои планы на ближайшую пару недель, и они выпроводили всех залётных в отпуск. Итого отсидеть пришлось всего пару дней.

Заканчивалась зима третьего курса и казармы. Незаметно промелькнул короткий отпуск. Андрюха так и не решился показаться Татьяне, хотя она и не выходила у него из головы. Что толку от устного попросить прощения? Какая цена слов, которые ты уже однажды нарушил и в которых не уверен сам? Тащить Татьяну в неизвестность, ничего не обещая и не имея конкретных планов? Что глупее можно придумать? Месяцы разлук без телефонов и возможности приехать в любой момент. Месяцы морального прессинга, небольшие встречи – и опять за забор за полторы тысячи километров?

Были на курсе отважные, решившиеся на такое. Не все женились на местных. Кто-то привозил жён с родины. Хорошо если были родственники. Кто-то снимал квартиры. Хорошо если были деньги. А кого-то ждали на родине. Далеко не всех дожидались. Но всё-таки чаще разбегались те, кто горел ярко, сходя с ума друг по другу. А потом разбегались врагами. Пока ничего этого в принципе не укладывалось в голове Андрюхи. Попытаться объяснить всю обстановку и пусть неявно, но потребовать принятия решения о готовности пойти на всё это? Что можно объяснить словами? Что можно гарантировать, если один раз уже облажался? Да о какой вообще семейной жизни может идти речь, когда находишься за забором дурдома? О чём вообще разговор?

Андрюха начинал ёжиться, когда с отпущенными вожжами мысли завозили его в эту тему. Наверно, всё-таки важна для него была Татьяна, раз он не мог перестать думать о ней за годы. Но кто может измерить, и где нормы и эталоны той важности, привязанности, силы чувств, которые должны испытывать двое друг к другу? Где те требуемые уровни для принятия того или иного решения? Не всегда ли безумству сопутствует безответственность? А осторожности – холодность? Нет. Ну, это на фиг всё! Лучше пробегать всю жизнь с автоматом по горам, чем всё это касаемо семьи и женщин. Чем не воля?

Но вот в один прекрасный день Андрюха нежданно-негаданно получает письмо от Татьяны. Она пишет, что скоро в Краснодаре будут соревнования, она приедет и хотела бы посмотреть на него. Что значит за «посмотреть на него», так и осталось загадкой. Хотя постоянно об этом думал, но как себя вести, так и не решил. Татьяна приехала, Саныч отпустил его в увал до утра, и они встретились.

Встретились всё так же с осторожностью и непонятным ожиданием чего-то друг от друга. Незримый барьер предательски оставался стоять между ними, подпираемый чувством вины с его стороны и холодностью обиды с её. Она так и не намекнула, что решать что-то нужно именно сейчас. Он так и не понял, что это не начало долгого пути прощения и нужно было во всём разобраться и к чему-то прийти. Конечно же, повлияла и обстановка, из которой он выбрался на какие-то часы и не был в состоянии переключиться на реалии другого мира.

Долго гуляли пешком по Краснодару, практически до глубокой ночи. Забрели на какую-то стройку и еле вылезли оттуда. Она ещё понятия не имела, с кем связалась. Остаток ночи в «Кавказе». Разговоры ни о чём. Он так ничего и не понял. Она сделала какие-то выводы. Наутро Андрюха ушёл назад «на войну», Татьяна завалила соревнования. Чужой Краснодар так и остался равнодушным к судьбе этих двоих, не проявил участия, не залил солнечным светом и не обрадовал весенней погодой, не заставил оттаять душами и забыть о разделяющих их обстоятельствах вполне преодолимой силы. Но закрепил в памяти навсегда. Странные тревожные чувства так и не покинули до конца семестра.

Последние полгода в казарме традиционно прошли в упорных труде и учёбе, нарядах, караулах, залётах, выездах на стрельбище, чистке оружия… Ещё и эпидемия краснухи прокатилась. Несколько дней с высокой температурой пришлось поваляться в каптёрке и Андрюхе. Грандиозно прошли майские праздники. Сами тренировки парада для курсантов уже были праздником. В течение нескольких дней им уделялось много времени. Курсы выдвигались коробками по цветущему Краснодару через пол-Красной в её начало у краевой библиотеки. Стояли в ожидании, проходили торжественным маршем. Обратно в училище с дальнейшей отточкой фирменных строевых песен под приветствия останавливающихся гуляющих людей живущего полноценной весенней предпраздничной жизнью Краснодара.

Увольнения были уже чаще, но не столь восторженно воспринимались. Компанию собрать было сложно. У всех свои дела. В основном разбегались по жёнам и подругам, ну или куролесить. Местные – все по домам. Традиционно переодевшись у родителей Олега Немирова, Андрюха любил погулять по центру города. Часто посещали баню и оттягивались там в удовольствие. Но Краснодар по-прежнему был чужим. И это ощущалось в увольнении. Резкий контраст нахождения на виду и под постоянным прицелом в училище с никому не нужностью и бездомностью в увольнении ощущался, когда оставался без компании себе подобных. Часто это начинало ощущаться и давить уже после выхода за КПП. Все, как ошалелые, целенаправленно неслись по домам осуществлять составленные на ближайшие часы грандиозные планы. В большинстве случаев Андрюхе спешить было некуда, и это угнетало. Все, кто ему был дорог, были за полторы тысячи километров. Да и были ли они вообще? Или всё было во сне?