Евгения Васильева - Двенадцать

В темноте поднимаюсь в свою комнату, при выборе нового дома мы не скромничали, и выбрали, пока недвижимость рухнула в цене из-за оттока всех платежеспособных покупателей из города, двухэтажную квартиру с видом на Лахта-центр. Моя комната с эркером и балконом во всю стену, ее я сразу выбрала себе в качестве наблюдательного поста. Из охотничьего магазина папа недавно принес бинокль ночного видения, что теперь мой лучший друг и самое любимое вечернее развлечение. Ночь, время животных, хранит в себе тайны и помогает прокладывать охотничьи маршруты в расположенном вдоль дороги заказнике. Сегодня, например, я не беззаботно надеялась на удачу и планировала, что меня проводит Миша, а четко знала, каким путем пойду домой одна от парка.

Глядя в темноту окна, я тянусь правой рукой к лежащей на кровати сумке и пытаюсь нащупать внутри бинокль, но не чувствую его. Рука вообще ничего не ощущает, и я не ощущаю саму руку. Мы не обращаем внимания на то, как проходят процессы в нашем организме, как переваривается пища, кровь бежит по венам или как пробегают электронные сигналы от нейронов мозга в наши конечности. Но стоит чему-то пойти не так как обычно, и мы начинаем остро ощущать отсутствие привычного состояния. Так бывает при сильной простуде, когда каждый вдох незаметных обычно легких, дается с усилием или даже с хрипом в районе спины. Так и сейчас, я чувствовала , что моя рука более не находится там, где должна.

На секунду задумавшись о том, что меня, вероятно, укусило насекомое, из тех, что вызывают онемение, я посмотрела на себя. Все мое тело потеряло границы и стало двухмерным и со всех сторон одинаковым, как бы я не поворачивала руку, видела я только темноту, по форме напоминавшую мое тело, и еле заметное свечение по краям. Темнота расползалась по телу, и уже через несколько секунд мое тело превратилось в подобие трафарета, в глубокую черную тьму, обрамленную колышущимся свечением, имеющим четкое направление внутрь. Я будто поглощала сама себя и от ужаса попыталась кричать, но уже не могла.

Не осталось ничего от меня, легкие больше не дышали, глаза уже почти не видели, а рот не только не мог произносить звуки, но и перестал находиться на моей голове, я не могла им управлять. Страх обуял то, что раньше было моим мозгом, только я уже не понимала, где он находится, поскольку тела не было. Все это была я, и в тоже время меня уже не было. Мне становилось все жарче, но температура чувствовалась не кожей, а исходила из меня. Нагреваясь все больше, я почувствовала тошноту от того, что все, что когда-то было внутри меня, начало заворачиваться, как белье в стиральной машине. Но нет, меня не тошнило, не могло тошнить, не было органа, который мог что-то из себя исторгать. Управление конечностями было потеряно, пропали запахи и звуки. Я отчетливо чувствовала, как проваливаюсь внутрь себя, но звуков не издавала.

И тут пришло новое чувство. Я стала ощущать, как внутри облака вещества, что осталось от моего тела, появляются просветы, вроде тех, что остаются после того, как радиация пробивает ткани живых организмов и выбивает электроны из атомов клеток, проходя их насквозь. Только эти просветы были гораздо больше, и в ту секунду, по истечении которой они мгновенно заполнялись, их было видно. Мое тело начало уменьшаться, выпавшие со своих мест клетки засасывались внутрь образовавшейся темноты, а оставшиеся части сжимались и также следом выталкивались и падали. Когда по ощущениям я достигла размера небольшой кошки, то почувствовала накатившую волну, от которой все атомы моего тела распались. И я почувствовала это, хотя нервные окончания давно потеряли связь с мозгом, который, я даже не знаю как, продолжал генерировать мысли. Было похоже на то, что мое тело, его остатки, кинули в яму с миллионом крошечных змей, что, сговорившись, откусили по кусочку моей кожи и разорвали тело на части. Кроме боли не осталось ничего, для меня только она существовала в мире. Чувствовать было нечем, все упало в глубокую яму, и я была в каждом кусочке этого потока частиц, раскаленного добела. Ни осталось ничего, а в голове промелькнуло последнее воспоминание: рука, в обрамлении свечения. И так я умираю? Никакого тебе фильма о жизни, просто наступила темнота.

Я зашла в его деревянный дом, пахнущий сосной и сыростью. Чтобы из тесного и темного коридора попасть в главную комнату, необходимо пройти через дверной проем, в котором вместо двери развешаны нити с ракушками, колокольчиками и разноцветными камнями. В обычный день я бы постаралась прокрасться незаметно, почти не касаясь шумных нитей, но сегодня мне не терпится его разбудить. Забегаю в комнату под аккомпанемент шуршания и звона, но все равно остаюсь незамеченной.

Под потолком роится густой видимый глазом смог, Шаяль всю ночь провел в компании курительных смесей. Решаю оставить нотацию до следующего раза и бужу его, развалившегося на кушетке, потрясывая за плечо. Нескольких раз оказывается недостаточно, и я кидаюсь открывать окна, чтобы запустить свежий воздух и яркий солнечный свет в комнату, воздух в которой из-за красных штор приобрел розоватый оттенок, а смог даже поскрипывает на зубах. Одновременно приговариваю, разгоняясь от «Шаяль, вставай» до «Вставай сейчас же».

Из-за того, что тороплюсь, умудряюсь запнуться о практически единственный предмет мебели в комнате, большой круглый стол. Он сделан из сруба ствола дерева с проеденным термитами отверстием посредине, в которое от удара моей ноги со звоном сваливаются две глиняные кружки. Мерзавец, вчера был не один.

– Пожалуйста, прекрати разрушать дом, – послышался сонный голос из дальнего угла.

– Ты проснулся. Наконец-то! – открыв шторы на последнем окне, я села на стол и потерла ушибленную ногу. – Я же еще вчера говорила тебе, что сегодняшний день идеален. Если все получится, я с легкостью найду нужное место и время, мой разум чист и свеж.

– Еще раз тебе повторяю, что ни сегодняшний, ни какой любой день не кажется мне идеальным, – недовольно растягивал слова Шаяль.

Пока я распутывала завязанный вокруг лодыжки плетенный из джута сандалий, чтобы проверить, не сломан ли мизинец правой ноги, Шаяль успел подняться и встать напротив окна так, что свет бил ему в спину и полностью лишал меня возможности увидеть, адекватное ли у него сейчас выражение лица.

– Зелья, мы все помогали тебе несколько лет, исключительно потому, что надеялись, что так тебе становится легче, и со временем ты успокоишься. Но твои проблемы с головой становятся только хуже. Сейчас, когда ты считаешь, что нашла лучший способ угробить себя, мне невероятно хочется просто утащить тебя подальше в лес и связать там.