Мария Шелкопряд - Дыхание светлячков

ХХ год после Конца Света

Мертвец на костылях. Ну не бред ли? Во-первых: мертвые боли не чувствуют. Можно и наступать на поврежденную конечность. Во-вторых: сломанные кости, естественно не срастаются. Но зато их можно «починить», а то и заменить целиком. И не надо быть врачом с дипломом, чтобы справиться, а красиво зашить разрез после самоуправства может каждая вторая, не девушка, так бабушка.

Но незнакомый мертвец упрямо ковылял на костылях. И было в его походке что-то не то. Не ходят так ни мертвые, ни живые. Илья пригляделся и заметил, что мертвяк по очереди наступал на обе ноги, следом перемещались костыли, а спина прямая, словно столб, не сгибалась ни на сантиметр, но наклонялась в такт ходьбе и если бы не лишние опоры-костыли, незнакомец рухнул бы плашмя.

Илья хотел записать мужчину в психи, но слишком глубокие следы тот оставлял на песке игровой площадки срезая через нее путь. Мертвяк не прикидывался, что с трудом передвигается, и причиной тому служил немалый вес.

– Эй, космонавт! К каким перегрузкам готовишься? Юпитер штурмовать собрался? – крикнул мертвяку Илья.

Незнакомец закачался, выровнялся и неспешно повернулся в сторону Ильи. Блеснули стекла круглых очков в розовом свете искусственного заката.

– Экспедиция на Сириус, готовлюсь к ускорениям в десять g, – беззлобно, даже весело, сказал мертвяк Илье. Казалось, вот-вот козырнет и назовет «товарищем». Парню стало не по себе, но глупую шутку назад не вернуть. Он оглядел незнакомца повнимательнее, под белым халатом не просматривалось ничего выступающего, не иначе мертвяк-ученый напихал железок себе внутрь.

– Не смею задерживать, раз такое дело, – как можно вежливее сказал Илья.

Мертвец одарил парня благодушной улыбкой, и заковылял своей деревянной походкой дальше. От взгляда Ильи не укрылось, что у опоры купола чудика ждал персонал главной городской лаборатории почти в полном составе.

К берегам Франции мы причалили в один из мартовских дней. Зимние льды дома только начинали таять, а здесь уже зеленела мягкая трава. Мех Ылкэпэнера еще не начал линять, и все встречные умилялись небывалой красоты пушистому зверьку. Мы с сестрой только улыбались, предвкушая, что будет дальше. Линька у песцов начиналась в марте-апреле и грядущее зрелище стоило тех неудобств, которые возникали при путешествии с животным.

Оказалось, у профессора Василевича, студенты не только в Греции, но и по всему миру. Во Франции Хенрика ожидало несколько десятков заочников разного возраста, к ним он сначала и направился. А пока опоздавшие со всей страны съезжались в небольшой городок, нам с сестрой выделили в качестве экскурсоводов старост группы – парижанку Жанну и местного уроженца Жака. Такой ассортимент имен старост выглядел бы немного подозрительным, если бы не любовь французов к букве «ж».

Тощая, как жертва голодовки, брюнетка Жанна трещала без умолку, тут же переводя французские слова на русский. Мы не пробыли в городе и часа, а уже знали, что «en salle» – в зале ресторана – дороже, чем «au bar» – у барной стойки, в центре вообще все дороже, чем в пригороде и так было еще до Конца Света, а некоторые сыры нужно съесть в течение одного дня, иначе они пропадут. И многое, многое другое. Общительная староста считала долгом упомянуть все города, расположенные на побережье, так что в конечном итоге название нашего местоположения попросту выветрилось из головы от такого обилия информации. Онфлер? Сен-Жан-де-Люз? Марсель? Вроде бы не Ницца или Канны, скорее всего один из городов, которые выросли на месте деревень не так давно. Я тщетно крутила головой по сторонам, пытаясь опознать хотя бы возраст города по архитектуре. Между тем, рассказы о Париже и истории из детства перемежались с рекомендациями покупать булочки вон в том киоске на углу, перечнями профсоюзов и забастовок, считавшихся по-видимому разновидностью праздников – Жанна была беспощадна, и робкие попытки что-то переспросить гибли под напором новых историй.

Не знавший русского Жак молчал и шагал рядом с угрюмым видом, и может, тихо ненавидел порученных профессором туристок, а может, свою студенческую «вторую половинку».

– До 1812 года прошлой эры в России учили французский. Но потом – война! И сами понимаете, все переходят на английский! – трещала Жанна.

Жак буркнул что-то в сторону, но улыбчивая парижанка тут же перевела:

– Он говорит: «Жаль потом не было крупной войны с англичанами! Учили бы китайский или португальский!» Это шутка!

Мы натянуто улыбнулись из вежливости, не понимая на самом деле, как можно шутить о смертях тех, кто не восстанет. До Конца Света смерть разлучала навсегда, и только некоторые вампиры могли похвастаться, что жили, к примеру, в пятнадцатом-девятнадцатом веках. Умершие до новой эры не вернулись, и, хотя, будь иначе, на Земле стало бы тесно и, как говорила наша бабушка Людмила, слишком шумно, шутка Жака все равно казалась кощунством.

Высокий староста хмурился все сильнее, но жизнерадостная Жанна тащила нас дальше – по магазинам сувенирной мелочевки, где мы оставили внушительную часть бюджета, в лучший сырный магазин, напротив которого располагалась винная лавка. Только тут лицо Жака утратило угрюмый вид, и он помог выбрать в подарок для отца вино. А после безмолвно страдал, пока Жанна водила нашу компанию по магазинам с воздушными платьицами и кружевами – парижанка твердо решила приложить руку к выбору неопытных туристок. Наблюдая за тем, как продавщица отрезает бирки и упаковывает покупки в красивую и дорогую коробку, я с ужасом представляла, что маме не понравится выбранное платье…

Жанна уже и мне казалась не человеком, а роботом – только Тали могла без устали мотаться за ней по всему городу, а я малодушно подумывала о предлоге, под которым можно улизнуть в гостиницу и рухнуть на кровать или даже на пол. Мы первый день во Франции, а не последний, но город уже изъезжен и исхожен вдоль и поперек.

Когда в фойе гостиницы мы с Тали передали дядиному помощнику, заскочившему на сушу по таким же сувенирным делам, подарки родным, с моих плеч буквально гора свалилась. С дядей мы попрощались еще на причале – «Астра» отбывала завтра рано утром, и сил ехать сейчас на причал у меня бы не нашлось.

Я проснулась ближе к вечеру. Ылкэпэнер, свернувшись калачиком, спал у меня под боком – нанюхался вчера незнакомых запахов и, несмотря на то, что провел большую часть времени на руках, устал.

Сестра сидела у окна и пыталась играть в домашнего бухгалтера. Длинные ряды перечеркнутых цифр отбивали всякое желание интересоваться, как у нее идут дела, но я сделала над собой героическое усилие: