Борис Левандовский - Обладатель великой нелепости

С другой стороны, он не привык не доверять своим ощущениям. И что бы там ни пробралось к нему в дом, он собирается достать это .

Достать и хорошенько вздрючить!

– Ладно! – произнес он вслух, обращаясь неизвестно к кому, но, по его убеждению, явно находившемуся в комнате, и, выставив немного вперед свое импровизированное оружие, медленно, шаг за шагом, пересек комнату по диагонали. – Хватит морочить мне… голову, черт возьми! Такие фокусы со мной не пройдут, ясно?

Никакой реакции на это грозное заявление…

Сосредоточившись, Лозинский продолжал двигаться по комнате, решив выждать, когда неведомый противник обнаружит себя сам. Вопросы типа «кто» и «зачем» его сейчас не интересовали. Всему свое время.

Он почувствовал, как воздух за спиной колыхнулся… Лозинский сделал резкий крутой разворот, и отвертка со свистом рассекла…

…Пустоту.

Врач выругался.

А через секунду кто-то вновь оказался за его спиной. Лозинский решил на этот раз не торопиться – замер на месте… и вдруг услышал:

– Никудышная реакция, док! Вы слишком медлительны…

(словно у вас чугунный хребет… )

– Удивительно, как вы вообще сумели выжить до сегодняшнего дня в этом мире… х-х-хххх!!! Хх-ххрр-х!!!

Это было произнесено невообразимо режущим голосом, полоснувшим словно бритва по барабанным перепонкам.

И что это за «хххррр»? Будто какой-то огромный рот собирается смачно харкнуть, только этот звук все равно казался намного резче и суше – пронзительнее, как…

Лозинский болезненно поморщился.

Он больше не двигался, однако попытался определить расстояние до обладателя это самого мерзкого голоса, который он когда-либо слышал в жизни. Сколько? Если до стены за его спиной (беря во внимание шкаф перед ним, как точку отсчета) около полутора метров…

Итак, левее или правее?

– Я выбрасываю это, – сказал Лозинский, медленно отводя руку с отверткой в сторону и разжимая пальцы.

Когда та звякнула о паркет, хирург быстро развернулся к гостю, одновременно начиная переносить вес тела на левую ногу, а правую слегка сгибать в колене, чтобы нанести удар внешней стороной стопы…

Но когда нога распрямилась и по идее должна была попасть в цель – она просто мотнулась, не встретив никакой преграды на своем пути, и Лозинский, потеряв равновесие, грянулся об пол.

Падение оглушило его, как удар по голове средней силы.

Тоже нашелся Уокер Техасский Рейнджер!.. – фыркнул он про себя.

Впрочем, что-то говорило ему, что основная причина этого досадного промаха совсем не в нем, хотя, конечно, он постарел, еще как. Падая, Лозинский успел заметить некое серо-желтое, гибкое и стремительное, невероятно худое существо, похожее на человека, но скорее напоминающее гигантского двуногого паука, двигавшееся с непостижимой быстротой и даже какой-то сюрреалистической грацией. Он увидел все это на какую-то долю секунды. И будь на его месте хоть сам Чак Норрис в пике своей спортивной формы, исход этого момента…

Неизвестная тварь двигалась слишком уж реактивно .

Лозинский прохрипел ругательство и потянулся за отверткой, лежавшей в метре от него. И в то же мгновение на его руку, расплющивая пальцы, опустился странный жесткий предмет, который отдаленно ассоциировался с человеческой ногой. Затем вновь раздался тот самый режущий ухо звук, словно скребли тупым гвоздем по стеклу или огромный пересохший рот собирает несуществующую слюну…

…Ххх-хххх-ррррхх!!!

Лозинский невольно прижал ладонь свободной руки к уху.

– Все, достаточно. Я… – он собирался произвести нечто, чего еще ни разу в жизни ему не приходилось говорить. – Я… сдаюсь… СДАЮСЬ! – Гаркнул он через силу. – Слово офицера… больше никаких штучек… я хочу подняться.

Он секунду смотрел на гротескную ступню, придавившую его руку; к шелушащейся желтоватой коже прилипли кусочки влажной земли, засохшая травинка…

Наконец ступня отпустила его кисть.

Лозинский машинально помассировал руку несколькими быстрыми движениями и стал подниматься, испытывая все время неловкое желание смотреть в пол. В конце концов, наступил момент, когда ему пришлось прямо взглянуть на гостя.

В трех шагах перед ним стояло нечто, одновременно напоминающее и человеческую мумию, и эфемерного двуногого паука, и дерево с какой-то далекой планеты – бродячий ужас из кошмаров полоумного ребенка.

– Я пришел тебя убить, Добрый Доктор!

Прячась в густой листве, Герман провел на дереве около двух часов, наблюдая за окнами квартиры Лозинского. Старый раскидистый каштан, служивший ему наблюдательным пунктом, рос в тридцати шагах от дома хирурга.

Было уже примерно половина первого ночи, но, несмотря на столь позднее время, тот не появлялся. Возможно, его задерживали связанные с работой дела, дежурство в отделении больницы, например, предположил Герман.

Снаружи моросил противный дождь, создавая серо-серебристую мряку, колеблемую, как влажная шаль под порывами сырого промозглого ветра. Временами он усиливался до ливня.

Однако Герман не ощущал ни капель дождя, ни холода ветра – ничего. Впрочем, отсутствия этих ощущений он тоже не замечал. Просочившаяся сквозь крону каштана вода лилась тонкими струйками на его тело и, минуя изгибы, беспрепятственно падала вниз, словно Герман являлся лишь еще одной ветвью дерева или странным наростом на его стволе, обладающим собственным разумом.

Он неотрывно следил за окнами хирурга Лозинского. Придет ли тот сам или кого-то приведет? Судя по всему, врач был одинок, возможно, в разводе. Даже с такого расстояния Герман видел, насколько грязны окна его квартиры, как небрежно задвинуты мятые шторы… Окна одинокого мужчины. Окна, которые так неуловимо похожи на его собственные – не внешне…

Подъездная площадка дома располагалась с другой стороны, и поскольку Герман не представлял, как выглядит Лозинский, при выборе места наблюдения остановился на огромном каштане, откуда хорошо просматривались окна его квартиры. Ее месторасположение Герман сумел вычислить снаружи – когда-то он сам жил несколько лет с родителями в таком же доме. Форточка комнатного окна была открыта. Именно таким путем он рассчитывал оказаться в квартире хирурга, когда придет время и сложатся благоприятные обстоятельства. Возможно, это произойдет как раз сегодня. То, что жилище Лозинского располагалось на верхнем, третьем, этаже, его нисколько не смущало. Теперь без особых затруднений Герман способен был подняться до третьего этажа, цепляясь за оконные рамы и узкие просветы между кирпичами, без лишнего шума. За считанные секунды. Его самого это уже нисколько не удивляло. Как и то, что он узнает о приходе Лозинского, даже если тот не станет включать свет, – он просто увидит за шторами блуждающий по квартире огонек размытой человеческой фигуры, похожей на некую разновидность радиоактивного призрака.